– И откуда же возьмутся средства? – спросил Эдвард.
– Соберем на лондонском рынке, – небрежно ответил Мики, стараясь не выдавать своего волнения. – Кстати, Банк Пиластеров мог бы заняться этим делом.
Это была кульминация долгого и упорного «приручения» семейства Пиластеров; наконец-то он должен был получить достойную награду за годы стараний.
Но Эдвард только покачал головой и сказал:
– Я так не думаю.
Его ответ поразил Мики, который надеялся, что в худшем случае Эдвард решит немного подумать.
– Но ты же постоянно выдаешь ссуды на железные дороги. А тут такой подходящий случай!
– Кордова – не то же самое, что Канада или Россия. Инвесторам не нравится нестабильная политическая обстановка в вашей стране, в которой у каждого провинциального каудильо имеется своя личная армия. Просто Средневековье какое-то.
Мики это не приходило в голову.
– Но ты же дал кредит на постройку серебряной шахты.
Это было три года назад, и с тех пор шахта принесла Папе сотню тысяч фунтов, которые оказались вовсе не лишними.
– О том и речь! Это единственная серебряная шахта в Южной Америке, которая едва-едва приносит какой-то доход.
На самом деле шахта приносила огромный доход, но Папа почти все забирал себе и крайне неохотно делился с акционерами. Если бы он потрудился соблюсти хотя бы видимость приличия! Но отец никогда не прислушивался к его советам.
Мики постарался подавить в себе паническое настроение, но чувства его, наверное, отразились на лице, потому что Эдвард беспокойно спросил:
– Для тебя это так важно, дружище? Выглядишь ты не очень…
– Сказать по правде, это очень важное дело для меня и моей семьи, – признался Мики.
Ему показалось, что если как следует постараться, то Эдварда можно уговорить выдать кредит.
– Если всеми уважаемый Банк Пиластеров решит принять участие в этом предприятии, то все остальные подумают, что Кордова – не такое уж гиблое место и что в нее стоит вкладывать средства.
– В этом что-то есть, – задумчиво сказал Эдвард. – Если предложение сделает один из партнеров, то к нему, вероятно, и прислушаются. Но я же не партнер.
Мики уже понял, что получить полмиллиона фунтов гораздо сложнее, чем он надеялся, но так просто он не сдастся. Он обязательно добьется своего.
– Что ж, придется придумать что-нибудь еще, – сказал он с напускной беззаботностью.
Эдвард осушил бокал с хересом и встал.
– Ну что, пойдем пообедаем?
Вечером того же дня Мики с Пиластерами отправились в «Опера-Комик» посмотреть «Фрегат ее величества «Пинафор». Мики пришел пораньше и, пока ждал в фойе, повстречался с семейством Бодвин. Альберт Бодвин был адвокатом, имевшим немало общих дел с Банком Пиластеров, а Августа когда-то пыталась устроить брак его дочери Рейчел с Хью.
Мики весь вечер размышлял, как бы раздобыть денег для железной дороги, но флиртовал с Рейчел Бодвин машинально, по привычке, как делал это со всеми девушками и некоторыми замужними дамами.
– Как продвигается дело эмансипации женщин, мисс Бодвин?
Ее мать, миссис Бодвин, покраснела и сказала:
– Я бы предпочла, чтобы вы не затрагивали эту тему, сеньор Миранда.
– Ну хорошо, не буду, ведь ваше желание для меня все равно что постановление парламента – столь же юридически обязательное.
Он повернулся к Рейчел. Девушку нельзя было назвать особенно красивой – глаза ее были посажены слишком близко друг к другу, – но фигура у нее была привлекательной: длинные ноги, узкая талия и довольно объемный бюст. В голове у Мики вдруг промелькнула странная фантазия, как он привязывает ее руки к спинке кровати и раздвигает ее обнаженные ноги. Подняв голову, он встретился с ней взглядом. Большинство девушек на ее месте покраснели бы и отвели глаза, но она продолжала смотреть на него, смело улыбаясь, как будто это он должен был стесняться. Мики подумал, о чем бы можно было завести разговор с ней, и спросил:
– Вы знаете, что наш старый приятель Хью Пиластер вернулся из колоний?
– Да, я видела его в Уайтхэвен-Хаусе. И вы там тоже были.
– Ах, да, я и забыл.
– Хью мне всегда нравился.
«Только ты не захотела выходить за него замуж», – подумал Мики.
Вообще-то на рынке невест ее уже можно было бы назвать залежалым товаром. Но все же инстинкты подсказывали ему, что она весьма чувственна. Главная ее трудность заключается в том, что она слишком прямолинейна и груба. Она отпугивает от себя мужчин. Возможно, глубоко внутри себя она отчаивается. Не за горами тридцать лет, а после этого уже недалеко и до участи старой девы. Некоторые женщины отнеслись бы к такой перспективе со смирением, но только не Рейчел. Мики это чувствовал.
Было заметно, что Рейчел к нему испытывает симпатию, но это нисколько не удивительно. К нему вообще многие относились с симпатией – старые и молодые, мужчины и женщины. Он умел пробудить интерес к себе, но особенно ему нравилось, когда к нему испытывали интерес влиятельные люди, благодаря которым можно было чего-то добиться. Рейчел же, по сути, не занимала никакого значимого положения и потому не представляла для него никакой ценности.
Когда пришли Пиластеры, Мики перенес свое внимание на Августу, облаченную в восхитительное вечернее платье темно-малинового цвета.
– Вы выглядите… потрясающе, миссис Пиластер, – произнес он низким голосом, и она улыбнулась от удовольствия.
Оба семейства обменялись вежливыми фразами, а затем по-шли занимать свои места – Бодвины в партер, а Пиластеры в отдельную ложу. Перед тем как уйти, Рейчел еще раз улыбнулась Мики и тихо сказала:
– Возможно, мы увидимся позже, сеньор Миранда.
Услышав эти слова, отец Рейчел неодобрительно посмотрел на нее, взял за руку и повел за собой, но миссис Бодвин тоже не скрывала улыбки. Выходит, отец Рейчел не хочет выдавать свою дочь замуж за иностранца, но миссис Бодвин уже не настолько разборчива.
Все первое действие оперы у Мики из головы не выходил вопрос с железной дорогой. Раньше он не задумывался о том, что примитивное политическое устройство Кордовы, позволившее семейству Миранды проложить путь к богатству и власти, в действительности отпугивает многих инвесторов. Скорее всего, финансировать строительство железной дороги откажутся и другие банки, так что, как ни крути, но остается только постараться переубедить Пиластеров. В полной же мере повлиять он мог только на Эдварда и Августу.
Во время первого антракта он ненадолго оказался наедине с Августой и тут же приступил к делу, зная, что ей нравится прямота:
– Когда Эдварда сделают партнером банка?
– Это больная тема, – ответила Августа, не скрывая своего раздражения. – А почему ты спрашиваешь?
