Из-за того что он сумел сохранить свой город в переломный момент, горожане попросили Иштар в Эанне [здесь следует длинный перечень божеств другого города]… чтобы он стал богом их города Аккада. И они построили для него храм в центре Аккада».
Разумеется, это ничего не говорит нам о том, что могло означать обожествление правителя для жителей империи, но мы по меньшей мере должны признать, что произошло важное изменение в отношениях между небесами и землей, богами и людьми.
До этого момента цивилизация основывалась на вере в то, что человечество создали боги для своих целей. Города – хранилища цивилизации были основаны богами и возникли, видимо, как священные паломнические центры. Каждый город считался творением и домом конкретного бога: «настоящая жизнь» была та, которую проживали боги в своем царстве, а то, что происходило здесь, на земле, – это в значительной степени не относящиеся к ней второстепенные события.
Век Саргона и Нарамсина сместил фокус на мир людей и ввел новое понимание значения вселенной, что сделало людей, а не богов главными объектами истории Месопотамии. Теперь человечество стояло у руля. Мужчины и женщины стали владыками своих собственных судеб. Да, люди оставались набожными, по-прежнему в храмах приносили жертвы, делали возлияния, проводили обряды и при каждом удобном случае произносили имена богов. Но религиозность в этот век была совершенно иного рода. Когда Саргон назначил собственную дочь на должность жрицы Эн, которая, возможно, являлась аналогом должности управляющего или исполнительного директора храма бога луны Нанны в городе Уре – главного храма среди всех храмов луны, она привнесла элемент героического стиля бронзового века в саму религиозную практику. Даже здесь фокус сместился с небес на землю, от богов к людям, в них верующим. Дочь Саргона стала первым установленным автором в истории и первой, выразившей отношения, складывавшиеся между нею и ее богом.
Жрица Зирру, бога Нанны
В то время как язык, на котором говорили при дворе царя Саргона в северной части аллювиальной равнины, был семитским, и его дочь при рождении получила бы, без сомнения, семитское имя, при переезде в Ур (сердце шумерской культуры) она взяла себе официальный шумерский титул «Энхедуанна» – «Эн» (главный жрец или жрица), «хеду» – украшение, «анна» – небеса. Она переехала в большой и похожий на лабиринт религиозный комплекс Гипару в Уре, объединявший храм, жилье для священнослужителей, трапезную, кухню, купальни, а также кладбище, где хоронили жриц, хотя некоторых из них погребали под полами их домов. Документы наводят на мысль, что этим умершим жрицам продолжали делать жертвоприношения. Один из наиболее поразительных артефактов – физическое доказательство существования Энхедуанны, найденное в напластованиях нескольких веков после ее смерти, заставляет думать, что ее помнили и почитали еще долго после падения династии, которая назначила ее управлять храмом.
Этим артефактом является разбитый алебастровый диск, найденный при раскопках Вулли в 1926 г. На его обратной стороне есть надпись: «Энхедуанна, жрица Зирру бога Нанны, супруга бога Нанны, дочь Саргона – царя Киша… сделала алтарь и назвала его „Возвышение – небесный престол“». На его передней части после реставрации по отдельным кускам, найденным землекопами, имеется барельеф, имитирующий отпечаток цилиндрической печати с изображением самой жрицы, одетой в складчатое шерстяное платье, выполняющей свои религиозные обязанности, стоя позади обнаженного бритоголового жреца, который наливает жертвенный напиток. Справа от нее находятся две фигуры – одна с жезлом в руке, а другая – с кувшином или ритуальной корзиной. Жрица стоит с поднятой в благочестивом жесте рукой. Выражение ее лица, показанного в профиль, суровое. У нее мясистый нос.
Также среди обломков нашли печати и их оттиски, которые подтвердили ее пребывание в храме и выявили помимо прочего следующих персонажей: «Адда, управительница Энхедуанны», «О Энхеддуанна, дочь Саргона, писец Сагаду твой слуга» и – очень мило – «Илум Палилис, парикмахер Энхедуанны, дочери Саргона», хотя обладание таким чрезвычайно дорогостоящим предметом, как цилиндрическая печать из лазурита, означает, что это, вероятно, был смотритель дворцового отдела париков и косметики.
Сидя в своей комнате или, возможно, кабинете – ведь управляющей таким большим и престижным учреждением, как храм Нанны в Уре, наверняка были предоставлены самые лучшие апартаменты для работы – в красивой прическе, сделанной Илумом Палилисом и его подручными, занимаясь диктовкой своему писцу (быть может, тому самому Сагаду, печать которого нашел Вулли), Энхедуанна оставила след в истории, сочинив под своим собственным именем более сорока необычных литургических произведений, которые копировались и переписывались на протяжении еще почти 2 тысяч лет.
Ее сочинения, хотя и были заново открыты лишь в наше время, долго оставались в древности образцами просительной молитвы. Через вавилонян они вдохновили составителей молитв и псалмов еврейской Библии, повлияли на греческие гимны Гомера. Благодаря им даже в раннехристианских гимнах слышны слабые отзвуки сочинений Энхедуанны.
Ее всеобъемлющее сочинение, известное как «Гимны шумерского храма», представляет собой серию из 42 относительно коротких стихов, обращенных к каждому из храмов шумерской земли по очереди:
О Исин, город, основанный богом Ан [бог неба],
Который он построил на голой равнине!
Твой облик могуч, ты искусно украшен изнутри.
Твои божественный силы тебе даровал Ан.
О небольшое возвышение, любимое Энлилем,
О место, где Ан и Энлиль определяют судьбы всех,
Где принимают пищу великие боги, внушающие благоговейный трепет и ужас…
Твоя госпожа, великая целительница этой Страны,
Нининсина, дочь Ан,
Воздвигла дом в твоих пределах, о Дом Исина,
И заняла место на твоем возвышении.
И так она обращается к одному городу за другим, каждый описывает с соответствующими подробностями. И лишь в конце этой серии стихов мы получаем будто слабый намек на цель всего этого сочинения: написание всех этих гимнов вполне могло быть частью имперской политики Саргона с целью объединения его земель со множеством различных богов в одну конфессиональную общность. В строчке, которая звучит больше чем подражание самопрезентации ее отца Саргона как героя-первопроходца, верховная жрица объявляет ему: «Составительницей табличек была Энхедуанна. Мой царь, здесь было создано то, чего никто не создавал раньше!»
Именно в этом величайшем шедевре наиболее ясно выражен новый религиозный дух героического века – длинная молитва, обращенная к Инанне, известная по первым словам «Нин-ме-сара» – «Госпожа всех Ме» (Нин – «госпожа», Ме – те законы цивилизации, которые Инанна, как известно, выманила у их хранителя Энки, и «сара» здесь означает «все»). Дочь Саргона предпочитает обращаться не к владыке и официальному супругу – богу луны Нанне, а к покровительнице своего отца и помощнице Инанне – блистательной богине-воительнице Иштар.
Если бы мы только могли адекватно перевести на современный язык древнешумерский со всем богатством множества значений и прочтений, которые клинопись делает и возможным, и неизбежным, это пламенное обращение жрицы к богине Инанне стало бы перлом мировой литературы. К сожалению, мы можем узнать лишь его содержание, но не художественную красоту. Например, поразительный шквал восхвалений и лести – около сорока строк, в которых описываются и прославляются каждая мыслимая черта внешности богини, ее способности и деяния, – начинается со слов «Госпожа всех Ме, появляющаяся в сияющем свете…». Самая недавняя переводчица этой молитвы – доктор Анетта Зголь подчеркивает, что эта клинописная строка также означает «Царица бесчисленных сражений, налетающая как свирепая буря…». Тем не менее, если постижение красоты этой письменности находится за пределами наших возможностей, эта молитва выражает совершенно новые отношения, установившиеся между жрицей и богиней.
