Отчасти это, вероятно, отражает отсутствие интереса к выражению абстрактных, теоретических идей, столь типичное для интеллектуальной жизни в Междуречье. Тем не менее предположить, как многие это делали, что вавилоняне совсем не интересовались философией, изучением природы человеческого существования, – значит сильно недооценить их. «Известно, что семит был непродуктивен в области теоретического мышления, – написал Д. Д. Лакенбилл из Чикагского университета в апреле 1924 г. – В древности пустыня, которая его окружала, сделала его сообразительным, уверенным в себе и эгоистичным. Так как его шансы на усовершенствование в этом мире были невелики, вряд ли в нем мог развиться оптимистический взгляд на жизнь по ту сторону… Он пессимистично смотрит на жизнь после смерти, и чем более он думает о таких вещах, как страдание, тем глубже он погружается в мрачную пропасть».
На самом деле, подобно упражнениям по математике, медицинские диагнозы и перечни знамений явно подразумевали (хотя никогда это открыто не утверждалось), что существуют общие базовые принципы, так что часть литературы, написанной в Древнем Вавилоне, строилась на понятиях, которые в наши дни мы признали бы философскими. Пусть это выражено в присущей жителям Месопотамии манере путем описания конкретных ситуаций, но это вряд ли отличается от большей части европейской литературы. В конце концов, кто в наши дни обвинил бы философа эпохи французского Просвещения Вольтера в том, что он «непродуктивен в области теоретического мышления», или разделил бы точку зрения британского историка Томаса Карлайла, что у него в жизни не появилось ни одной оригинальной идеи, потому что в «Кандиде» тот выразил свои размышления в форме сатирической повести?
Одна большая трудность состоит в том, что, поскольку мы незнакомы с типом мышления вавилонян, нам нелегко уловить, что пытается сказать автор, даже когда ясно, что в написанном содержится какое-то умозаключение. А еще труднее проследить исторические обстоятельства, которые послужили причиной написания работы. Вот типичный весьма загадочный текст, ставший предметом размышлений многих ученых: короткий диалог, в котором нерешительный хозяин предлагает своему рабу проделать разнообразные действия, а потом сразу меняет решение. Слуга довольно комично каждый раз находит способ одобрить решение хозяина:
«Слушай меня, раб!
– Я здесь, хозяин, я здесь!
– Быстро! Подай мне колесницу и запряги в нее коней. Я хочу поехать во дворец.
– Поезжай, хозяин, поезжай! Это будет тебе на пользу. Когда царь увидит тебя, он осыплет тебя почестями.
– Нет, раб, я не поеду во дворец!
– Не езди, хозяин, не езди! Когда царь увидит тебя, он может отослать тебя Бог знает куда, он может заставить тебя выбрать путь, которого ты не знаешь, он заставит тебя испытывать мучения днем и ночью».
И так далее. Хозяин сначала предполагает что-то сделать, а потом решает, что не хочет устраивать пир, пойти на охоту, жениться, поехать ко двору, возглавить революцию, заняться любовью, совершить жертвоприношение и т. д. И всякий раз у раба есть что сказать о каждом его решении. Изначально этот рассказ кажется сатирой на народную мудрость, когда мы противопоставляем пословицы вроде «семь раз отмерь – один раз отрежь» и «дорога ложка к обеду». И все же временами возникают моменты, когда раб демонстрирует почти гамлетовскую глубину ума. Хозяин высказывается против идеи пойти на государственную службу:
«– Нет, раб, я не хочу идти на государственную службу!
– Не ходи, хозяин, не ходи! Пойди к древним курганам и погуляй вокруг. Посмотри на черепа плебеев и знатных людей, лежащие вперемешку. Кто из них злодей, а кто благодетель?»
В последней части диалога, когда хозяин рассматривает возможность совершения самоубийства, слуга внезапно начинает говорить мистические вещи о пределах человеческого понимания и заканчивает эффектным комическим «приколом».
«– Раб, слушай меня!
– Я здесь, хозяин, я здесь!
– Что же тогда хорошо? Чтобы нам с тобой сломали шеи или чтобы бросили в реку? Это хорошо?
– Кто настолько высок, чтобы подняться на небеса? Кто настолько велик, чтобы охватить весь мир?
– Тогда, раб, я убью тебя и отправлю тебя первым!
– Да, но мой хозяин уж точно не переживет меня больше чем на три дня».
Что на самом деле может значить этот странный маленький рассказ? Это просто анекдот или, как в более позднем Екклесиасте (1: 14), выражение утраты вкуса к жизни, тщетности любых действий и бессмысленности бытия? «Я видел все работы, которые делают под солнцем, и увидел, что все есть суета и томление духа, – данный текст такой короткий и реальный, что, не будучи полностью знакомыми с миром Вавилонии, мы, вероятно, никогда по-настоящему не поймем замысел автора. А он, вероятно, был. Документы в Месопотамии не составляли – и уж точно не переписывали – в беззаботные моменты творческого полета. Данное повествование не могло быть просто игрой остроумия, бездумно записанной каким-нибудь любителем-интеллектуалом в минуты досуга. Мне кажется, нам следует воспринимать этот рассказ как упрек тем, кто списал вавилонян со счетов, как неспособных к глубоким раздумьям, и как указание на то, что, по-своему используя собственные способы выражения, древние жители Междуречья были так же заинтересованы в исследовании смысла человеческой жизни, как и все более поздние мыслители.
После Хаммурапи правили еще пять царей из рода Первой вавилонской династии, и каждый из них – более 20 лет. И хотя Древний Вавилон просуществовал дольше, чем Третья династия Ура, преемники великого правителя увидели, как уменьшается территория, которой они правили из его столицы. В годы правления сына Хаммурапи разразились крупные восстания, и, хотя военный успех сопутствовал царю на поле брани, он не мог помешать таким значительным городам, как Ниппур, ускользнуть из-под его власти. Новые народы, говорившие на незнакомых языках, – гурийцы родом, возможно, с Кавказа и касситы с Загросских гор, проникали в этот регион и занимали территорию Месопотамии.
Происходило и кое-что еще: в центре страны народ пришел в движение. Когда правительство пало, транспортные связи разорвались и класс чиновников распался, в городе стало невозможно жить. Почти все жители Ура покинули город; жрецы Урука перебрались в другое место. Люди бежали в сельскую местность. Численность городского населения упала до низшей отметки, зафиксированной за тысячу лет.
Наконец, как часто бывало раньше, смертельный удар был нанесен с совершенно неожиданной стороны. Новый исторический игрок – Хеттское царство в Центральной Анатолии, населенное нецивилизованными носителями варварского индоевропейского языка, – отправил на юг в долину Евфрата войско для расширенного вторжения. Возможно, хетты захватили врасплох военных Вавилона. Во всяком случае, они разграбили город и положили конец его прославленной династии.
Хетты не намеревались оккупировать регион, расположенный так далеко от их родины, поэтому немедленно его покинули. В момент отсутствия власти быстро появился новый правящий класс из числа недавних иммигрантов с востока – касситов, которые сохраняли здесь свое господство на протяжении более 400 лет. Наступил еще один долгий период, когда ремесла и искусства не были заброшены, но, медленно развиваясь, впали в застой. Огромные усилия предпринимались для того, чтобы собрать и сопоставить литературу более ранних веков, составить переводы канонических трудов с шумерского на аккадский – не касситский – язык, провести их новый анализ и дать комментарии. Менее значительные ремесла, вроде изготовления печатей и ювелирных украшений, были доведены до нового совершенства. Но касситский Вавилон оставался глубоко консервативным обществом, словно пришедший сюда править народ ощущал свою величайшую ответственность за сохранение того, что обнаружил по прибытии, и за обеспечение его продолжительного существования.
