Обратная сторона такого раннего обнаружения библиотеки Ашшурбанипала состояла в том, что примитивные методы раскопок и отсутствие должного учета находок привели к следующему: таблички из различных зданий и даже разных мест раскопок оказались безвозвратно перемешанными. Работа по сортировке всей этой мешанины (выявлению фрагментов одних и тех же текстов, составление их вместе и т. д.) продолжается и по сей день.
Человек, которому принадлежит заслуга нахождения библиотеки Ашшурбанипала, – это Остин Генри Лэйард, британский искатель приключений французского происхождения, дипломат и политик, чьи исследования погребенных городов Ассирии хоть и принесли ему международную известность, на самом деле заняли чуть больше пяти лет в его долгой и успешной жизни. Большая часть работ была организована и проходила под наблюдением (и продолжалась после того, как Лэйард вернулся к своей политической карьере), что очень правильно, этнического ассирийца, то есть потомка народа Ашшурбанипала – Ормузда Рассамы. В своем отчете о раскопках Лэйард с благодарностью писал: «Господину Ормузду Рассаму, который обычно сопровождал меня в моих поездках, были поручены, как и раньше, общий контроль за работами, оплата труда рабочих, решение споров и разные другие вещи, с которыми мог справиться только человек, хорошо знающий, как он, занятых в раскопках арабов и людей разного вероисповедания и оказывающий личное влияние на них».
Нет и намека на высокомерие и даже презрение, с которыми к «восточным людям», по определению льстивым, слабым и ненадежным, часто относились европейцы в XIX в. Сэр Генри Ролинсон, который сыграл такую важную роль в расшифровке клинописи, не испытывал к Рассаме ничего, кроме презрения, и приложил много усилий к тому, чтобы отнять у него какую-либо официальную роль в раскопках. Лэйард, будущий заместитель министра иностранных дел в правительстве Великобритании, проявил совершенно другое отношение к своему ассирийскому помощнику – своей правой руке: «Его неустанным усилиям, честному и пунктуальному исполнению всех возложенных на него обязанностей, его неистощимому бодрому настроению в сочетании с необходимой твердостью, его знанию арабского характера и преданности, с которой к нему относились даже самые неуправляемые из тех, с кем нам приходилось вступать в контакт, попечители Британского музея обязаны не только большей частью успеха этих исследований, но и экономией средств, с которой я имел возможность их проводить. Без него было бы невозможно довести до конца и половины того, что было сделано, со средствами, имевшимися в моем распоряжении».
Нетрудно представить себе волнение, которое испытывали эти два человека и их команда, когда они стали первыми людьми за две с половиной тысячи лет, которые исследовали развалины великолепных дворцов ассирийских императоров, обнаруживали коридоры и покои, «охраняемые» колоссальными крылатыми быками с человеческими головами lamassu с рогатыми венцами богов и украшенные изысканными, пусть даже зачастую и страшными барельефами. В конце одного тоннеля они наткнулись на две огромные статуи, у которых сохранились только нижние части; тем не менее они моментально узнали облаченных как рыбы служителей бога Эриду Энки или Эа, который первым научил людей ремеслам и искусствам. Для исследователей наступил исторический момент, когда великолепие древней литературы должно было предстать перед современным миром.
Первые двери, «охраняемые» богами-рыбами, вели в два небольших помещения, соединявшиеся друг с другом, которые когда-то были украшены стенными барельефами, большая часть которых оказалась уничтожена. Лэйард первым объяснил то, что в те времена оказалось совершенно новым для широкой публики: жители Древней Месопотамии использовали глиняные таблички как средство для письма (об этом было заявлено задолго до 1857 г., когда Королевское Азиатское общество бросило вызов четырем исследователям-востоковедам по расшифровке клинописи): «Помещения, которые я описываю, по-видимому, являлись во дворце Ниневии хранилищем для таких документов. На высоту фута или более от пола они были полностью заполнены ими. Некоторые из табличек целые, но большая их часть разбита на множество кусочков, вероятно ввиду обрушения верхней части здания. Таблички разного размера: самые большие из них были плоскими 9 на 6,3 дюйма; маленькие – слегка выпуклыми, и некоторые имели в длину не более дюйма с одной-двумя написанными строчками. Клинописные символы на большинстве из них были исключительно четкими и определенными, но такими крошечными в некоторых случаях, что почти неразличимы без увеличительного стекла».
Как часто бывает, обретением библиотеки Ашшурбанипала мы обязаны катастрофе – разрушению дворца, в котором она хранилась, и «обрушению внутрь верхней части здания», на тысячелетия похоронившей ее под грудой обломков. Но мы все же знаем, как когда-то, вероятно, выглядел читальный зал, потому что архив, датируемый, возможно, веком позже, – около 800 табличек, целых и сохранившихся на больших полках вдоль стен этого помещения, тщательно рассортированных и четко помеченных бирками, – был обнаружен в 1986 г. в руинах города Сиппара, расположенного чуть севернее Вавилона. В нем оказалось немного документов, которые были новыми для исследователей. Но то, что они сохранились, обещало заполнить пробелы в уже известных текстах: «Это открытие, которое бывает раз в сто лет», как сказал смотритель хранящейся в Йельском университете коллекции вавилонских табличек.
Так как политика, практиковавшаяся в XIX в., когда такие находки массово вывозили в европейские музеи, была уже давно в прошлом, библиотека, найденная в Сиппаре, стала частью не имевшей себе равных коллекции табличек с более сотней тысяч документов Иракского национального музея древностей. Ее разграбили после падения Саддама Хусейна: деревянные ящики, в которых хранилась коллекция, были взломаны, а каталоги с описанием их содержимого сожжены. Надежды вернуть их почти нет. «Кладете все это в кузов грузовика и едете по ухабистой дороге, – сетовал один археолог, – и вскоре имеете полный мешок песка».
Так в конечном счете врагам Ассирии, которые до основания разрушили Ашшур и Ниневию в 612 г. до н. э., всего лишь через 15 лет после смерти Ашшурбанипала, все же не удалось достичь своей цели – стереть сведения об этой стране из памяти человечества. Хотя все это походило на уничтожение: так, когда греческий историк Ксенофонт и армия наемников в 401 г. до н. э. отступали мимо того места, где когда-то находилась Ниневия, они совершенно об этом не подозревали. Если верить сатирику Луциану, урожденному ассирийцу, писавшему на греческом языке, «Ниневия настолько сильно разрушена, что уже невозможно сказать, где она была. От нее не осталось и следа». Это стало неизбежным следствием имперской политики «Oderint dum Metuant» («Пусть ненавидят, лишь бы боялись»), потому что, когда страх преодолен, остается ненависть, – показательный урок даже в наше время для государств, которые основывают свои отношения с соседями на таком же принципе.
Ужасное поражение великого народа
Главной действующей силой и бенефициарием завоевания Ассирии и разрушения ее городов стала страна, с которой у северных империалистов были такие противоречивые отношения столь длительное время, – Вавилон. Ассирийские правители всячески пытались контролировать своего южного соседа. Некоторые, как Тиглатпаласар III, вводили прямое правление и создавали двойную монархию, называя себя царями Ассирии и Вавилона. Другие пытались посадить близкого и, надо думать, верного себе родственника на вавилонский трон. А третьи выбирали для Вавилона царя-вассала из местных. Ни один из этих вариантов в конечном счете не приносил успеха: мятежи и восстания происходили часто, а подавляли их с великой жестокостью.
