Мне не слишком понравились ее слова. Терпеть не могу, когда меня с кем-то сравнивают. Я нахмурился, но промолчал. Не ссориться же сейчас по пустякам.
Впрочем, Афине еще и не такое могло бы сойти с рук. Я заранее готов простить ей все что угодно, не требуя извинений, и вообще ничего не требуя. Когда я думаю о том, сколь близко подпустил эту сероокую деву к своему мертвому сердцу, меня разбирают сомнения – а уж не опоила ли она меня каким-нибудь колдовским зельем? Чего не сделаешь, чтобы обеспечить себе надежного союзника накануне первой и последней настоящей войны.
Уже в небе, когда послушный ее воле летательный аппарат нес нас над низкими утренними облаками, Афина вдруг решила, что ей следует извиниться. Нечасто в ее голову приходят столь разумные мысли.
– Не следует обижаться, когда я сравниваю тебя с Аидом, Один, – заметила она. – В конце концов, он самый могущественный из нас. Во всяком случае, Аид – единственный, кто вызывает у меня робость. Так что можешь расценивать мои слова как похвалу.
– Могу, – согласился я. – Но не стану. Зачем мне пустая похвала? И с чего ты решила, будто я обижаюсь?
– Я не решила, я почувствовала, что ты недоволен. Не сердись на мою болтовню, Игг. Никакие вы не стервятники – ни ты, ни Аид. Я сказала, не подумав.
Афина на секунду обернулась ко мне, я успел разглядеть на ее прекрасном лице виноватую улыбку. Это было что-то новенькое. До сих пор я даже не предполагал, что эта сероглазая способна признавать собственные ошибки.
На амбе, которую занимал Зевс, было шумно и людно, как всегда. Одних только домочадцев из смертных у него несколько десятков, о Любимцах и Хранителях я уже не говорю: их и сосчитать-то невозможно! Подозреваю, что грозный Вседержитель больше всего на свете боится обыкновенного одиночества.
Афина покинула аэроплан, едва дождавшись, когда он коснется земли.
– И ты здесь, Мусагет? – спросила она, обращаясь к высокому загорелому красавчику с томными глазами и безвольным, как у избалованного ребенка, ртом.
– Не угадала, Паллада. Я не Аполлон, я – Арес, – возразил тот.
Ну да, эти два дурня уже давно всерьез состязались за право обладать обликом, в свое время принадлежавшим какому-то знаменитому певцу и женскому любимцу. Насколько мне известно, в затянувшейся сваре победил Аполлон. Заявил, что сам является певцом, а посему и спорить не о чем. Кесарю кесарево, еще вопросы есть?
Какие уж тут вопросы. Тьфу.
– Арес? Вот это да! Ты все-таки уговорил Аполлона уступить тебе облик Элвиса? – расхохоталась Афина. – Что ты ему пообещал? Что больше не будешь пытаться петь в его присутствии?
– Я его не уговаривал. И уж тем более ничего не обещал. Просто решил, что стану принимать этот облик, когда мне взбредет в голову, а Аполлону придется с этим смириться, поскольку он вряд ли превзойдет меня в драке.
– Заметно, что наше время подходит к концу. Могучие мужи уподобились неразумным младенцам, – вздохнула Афина. – Напрасно вы оба так цепляетесь за этот облик. Попробовали бы что-то более оригинальное. Ты был чудо как хорош, когда примерял на себя тело той белокурой красотки – как ее звали? – ну да, Мерилин! Что касается Аполлона, он прекрасен в любой упаковке, если ее голосовые связки соответствуют его потребностям. А с чего это ты вдруг решил навестить Зевса, Арей? Насколько я знаю, вы не очень-то ладили в последнее время.
– И не только в последнее время, – хмыкнул тот. – А кто с ним ладит, скажи на милость? Но на моей амбе произошло нечто чрезвычайное. Меня пытались убить на рассвете. И я подумал, что Зевс должен об этом знать. В конце концов…
– Тебя пытались убить? – встревожилась Афина. – Кто же?
– Понятия не имею. Было темно, я только проснулся и едва успел сообразить, что происходит. Так что я его не разглядывал, я с ним дрался. Могу сказать одно: до сих пор мне никогда не приходилось иметь дело с таким серьезным противником. Могу сказать одно: это не кто-то из наших.
– Чужой, да?
Он молча кивнул.
– А Хранители? – упавшим голосом спросила Афина. – Они его пропустили?
– Они его не учуяли, никчемные бездельники. Я хотел было выкинуть их на улицу, всех до единого, но потом решил, что первый проступок заслуживает снисхождения.
– У него, часом, не было при себе такого оружия? – Я показал Аресу маленькое веретено, темное от крови Диониса.
– Все шутишь, Один? – хмыкнул он.
Аресу все время кажется, что я над ним посмеиваюсь. Это не так уж далеко от истины, но, по крайней мере, сейчас я был серьезен как никогда.
– Вотан не шутит, – вмешалась Афина. – Эту прялку мы только что извлекли из глаза мертвого Диониса.
– «Мертвого»? – изумленно переспросил Арес. – Как это может быть?
– Не знаю. Но Дионис ночевал на моей амбе. А сегодня утром мы нашли его мертвым.
– Плохо дело. Мне и в голову не приходило, что кто-то из нас может отправиться к Аиду еще до начала Последней битвы.
– Да, ничего хорошего, – согласилась Афина. – Ладно, давай зайдем к Зевсу. В любом случае мы за тем и прибыли.
Домочадцы Зевса попытались было сыграть с нами в свою любимую игру – начали бормотать, что мы должны записаться на прием. Тогда, дескать, Вседержитель рассмотрит нашу просьбу и, возможно, согласится принять нас в будущем месяце.
– Отойдите, смертные, и молите своего покровителя Зевса, чтобы я не разгневалась, – рявкнула Афина.
Этого оказалось достаточно. Насмерть перепуганные прислужники молча расступились перед нами.
Мы шагали по длинному коридору. Нелепые создания, зевсовы Любимцы с испуганным бормотанием разбегались по углам. Многочисленные Хранители почтительно ускользали в тень. Они не были способны задержать самую могущественную из детей Зевса, а уж меня – и подавно.
Да они и не пытались. Единственное, что могли сделать Хранители – предупредить хозяина о нашем визите. Оно и неплохо. Во всяком случае, нам не пришлось силой поднимать Зевса с ложа.
– Кому это пришло в голову, будто вам позволено лишать меня покоя, дети? Неужели соскучились? – сурово спросил он. Потом увидел меня и поспешно постарался придать своему лицу приветливое выражение.
Он выглядел заспанным, но нелепый облик грузного чернобрового старца, который, если верить бедняге Дионису, в свое время принадлежал какому-то русскому полуконунгу, уже был при нем. Спал он в таком виде, что ли?.. Тело выглядело помятым и неухоженным, словно оно было засаленной домашней рубахой, давным-давно позабывшей, как выглядят руки усердной прачки.
– О, и ты здесь, Один? Приветствую тебя. Начинаю думать, что произошло нечто серьезное, если уж и ты ко мне пожаловал.
