– Что, уже? – удивился я. – Наш пророк нежится в объятиях прекрасных дев?
– Разумеется, – кивнул Джинн. – Кстати, я могу оказать тебе такую же услугу, Владыка. Дюжина-другая гурий вполне поместится в твоей спальне.
Я удивленно покачал головой.
– А мне-то они зачем?
– Странный вопрос, – усмехнулся Джинн. – Ну, скажем так – для того, чтобы не испытывать одиночества.
– По моим наблюдениям, одиночество такого рода приносит прохладу в летнюю ночь и возможность свободно размахивать ногами во сне, – в тон ему откликнулся я. – А я как раз весьма дорожу и тем и другим. Так что я, пожалуй, откажусь от твоего любезного предложения. Лучше просто попробую выспаться. Чует мое сердце, пока наш приятель Мухаммед будет сидеть в ванной, мне придется пахать за двоих. А он будет плескаться еще тысячу лет, это как минимум.
– Ты не любишь женщин, Владыка? – подмигнул мне Джинн. – Так и скажи. Не хочешь гурий, могу привести к тебе прекрасных юношей.
– Ну да, героев знаменитой загадки Сфинкса. Заодно проверим на практике, насколько соответствовал истине ответ, за который мне пришлось заплатить жизнью, – фыркнул я. – Нет уж. Мужчин я люблю еще меньше, чем женщин. Во всяком случае, когда обнаруживаю их под своим одеялом.
– Только не говори, что предпочитаешь джиннов, – встревожился мой могущественный слуга. Но тут же расслабился: – Впрочем, я могу призвать кого-нибудь из своих родичей, среди них встречаются весьма любвеобильные.
– Не надо! – твердо сказал я. – Не надо ни джиннов, ни гурий, ни домашних животных, ни птиц, ни насекомых – никого.
– Извини, Владыка, – покаялся мой искуситель. – Я не знал, что ты уже настолько близок к совершенству.
– Я к нему не просто близок, я оно и есть… Знаешь, мне бы хотелось, чтобы этой ночью ты поработал не сутенером, а охранником. Вдруг наша маленькая подружка, соленая индейская леди, решит снова заключить меня в свои объятия. Сколько бы там жизней ни было у меня в запасе, но умирать каждую ночь – так мы не договаривались. А если она доберется до Мухаммеда, будет еще хуже. Выбраться из одной могилы и сразу угодить в другую – это как-то чересчур. К тому же он еще не успел насладиться всеми радостями бытия.
– Я буду охранять твой дом, – пообещал Джинн. – Прошлой ночью я оплошал, поскольку никогда прежде не встречал тварей вроде твоей гостьи. Но сегодня буду начеку.
– Вот и славно, – улыбнулся я. – Тогда спокойной ночи. У меня глаза слипаются.
Мир, где я родился и вырос, катился ко всем чертям, а я, официальный руководитель конца времен, спал как младенец. Без прекрасных гурий и прочих излишеств в таком роде, зато и без кошмарных снов. Скорее уж наоборот. Мои сновидения были сладкими и ни к чему не обязывающими. Думаю, у меня даже хватило наглости улыбаться во сне.
К счастью, за мною никто не подсматривал. Даже вездесущий Джинн всю ночь слонялся по садовым дорожкам. Для полного сходства с ночным сторожем ему не хватало только тулупа и двустволки.
Утром за завтраком Мухаммед выглядел неважно. Я косился на него с некоторым злорадством, как убежденный трезвенник взирает на ближнего, изнемогающего от зверского похмелья. Впрочем, сегодня пророк внимательно выслушал мой деловой бред, посвященный организации грядущего апокалипсиса. Задумчиво погладил бороду, покивал. Мои слова по-прежнему его ни капли не шокировали. Оно и понятно – чем, интересно, можно шокировать человека, только вчера восставшего из мертвых?
– Если Аллах хочет, чтобы я повел людей на Последнюю битву, значит, так и будет, – подытожил он.
– Вот и славно.
Я чувствовал себя начинающим менеджером по рекламе, только что умудрившимся всучить громоздкий заказ до неприличия богатому клиенту.
– Я так благодарен тебе за то, что ты сдержал свое слово, Али! – прочувствованно сказал Мухаммед, отставив в сторону тарелку. – Когда ты обещал, что вызволишь меня из любой беды, даже из объятий смерти, мне очень хотелось верить, но все же я не надеялся, что такое возможно. Прости меня. Мне не следовало сомневаться в могуществе Аллаха, чьей чудотворной рукой ты являешься от начала времен.
– Скорее уж двумя руками сразу, – буркнул я. – И самое досадное, что ни одна из этих рук не может скрутить кукиш.
– Я не понимаю тебя, – огорчился Мухаммед.
– И не надо.
Я заставил себя дружелюбно улыбнуться этому славному дядьке, который так трогательно верил в мою непогрешимость, что плакать хотелось.
Вообще-то, он начинал мне нравиться, этот наивный бородач – несмотря на то, что его смуглое морщинистое лицо то и дело вызывало в глубине моей памяти смутные образы, которые мне совсем не хотелось ворошить. Я прилагал чудовищные усилия, чтобы заставить их оставаться смутными, как тревожное сновидение, которое уходит прочь, пока чистишь зубы.
– А где войско, которым мне предстоит командовать? – деловито осведомился пророк. – Тебе придется наступать на могилу каждого мертвеца, чтобы вернуть его к жизни? Это отнимет много времени даже у такого могущественного чудотворца, как ты… Или они сами восстанут из могил и явятся к нам?
– Боюсь, именно так они и сделают. И меня не спросят. Во всяком случае, у меня такое чувство, будто вот-вот что-то начнется. А в последнее время мои предчувствия то и дело сбываются.
– Хорошая шутка, Али! – неожиданно развеселился Мухаммед. – «Предчувствия», «в последнее время», – это надо же!
Я удивленно уставился на него, а потом понял, почему он ржет. Ну да, разумеется. Предполагалось, что я говорю голосом самого Аллаха, да еще и являюсь его рукой, а посему будущее для меня – открытая книга. Как же, размечтались!
Впрочем, я не стал его разочаровывать. Дело наживное, сам разберется, что я за птица. Или не разберется – если нам обоим очень повезет.
События начали разворачиваться сразу после завтрака, с пугающей меня самого стремительностью. Со мной вечно так – стоит немного расслабиться, понадеяться, что чудеса решили отдохнуть от меня, и – хлоп, уже что-нибудь натворил. Спасайся кто может.
На сей раз я выскользнул в сад, почти бегом промчался по сочной густой траве, еще влажной от утреннего дождя, организованного на рассвете безотказным Джинном по моей личной просьбе, а потом мои следы один за другим отпечатались на раскаленном бархатном теле пустыни, окружавшей наше убежище.
Я довольно долго брел куда глаза глядят. Остановился, когда понял, что мне в лицо дует пронзительный холодный ветер, совершенно неуместный под этим знойным небом. Его ледяные порывы делали меня бесконечно счастливым – можно было подумать, что я родился только для того, чтобы однажды в пустыне встретиться лицом к лицу с северным ветром, и вот сбылось, наконец-то.
«Вообще-то, чтобы извлечь мертвецов из их уютных могилок, требуется труба архангела, – вдруг подумал я. – А трубы у меня нет. Да и какой из меня трубач? Такой же хреновый, как и архангел».
