Мне было вполне хорошо в те дни, когда я шатался по Нью-Йорку, такой уж тогда у меня был период жизни – мне везде было вполне хорошо. Но сам по себе Нью-Йорк никогда не принадлежал к числу моих любимых городов. Оно и к лучшему, по крайней мере, теперь мне не грозил приступ сентиментальной хандры. С другой стороны, Нью-Йорк всегда казался мне самым живым, суетливым, пестрым и неуютным – словом, самым человеческим городом планеты. Поэтому мне казалось, вполне достаточно убедиться, что Нью-Йорк закончился. Если нет его, значит, вообще ничего больше нет, точка.
Пока я предавался размышлениям, Джинн извлек из небытия какую-то странную штуковину. В первый момент мне показалось, что предмет здорово похож на старый портативный телевизор, совмещенный с магнитофоном и радиоприемником, этакий дачный вариант. У меня самого когда-то был подобный.
Приглядевшись, я понял, что слово «похож» в данном случае не совсем уместно – это и был переносной телевизор фирмы «Sharp», произведенный в почти доисторические времена. Допотопный аппарат был разрисован чьей-то умелой рукой, совсем как пасхальное яйцо. Такой по-дикарски яркий, но изысканный орнамент был бы уместен на страницах какого-нибудь кодекса исчезнувших майя, а не на черной пластмассе корпуса электронного прибора, но вопиющее несоответствие лишь усиливало впечатление.
Джинн деловито разматывал аккуратно скрученный провод – можно подумать, у него под рукой была розетка!
– Только не говори, что нам придется подключать этот аппарат через твою задницу, – невольно рассмеялся я.
– Можно и через задницу, Владыка. И даже через твою, если пожелаешь, – усмехнулся Джинн. – Но это не обязательно. Достаточно взять конец этой штуковины в руки. Между прочим, мне впервые приходится иметь дело со столь странным устройством. Полагаю, это именно твое воображение заставило мое Зеркало Мира так дивно преобразиться.
– Да уж! – я удивленно покачал головой.
Джинн тем временем зажал штепсель в своем призрачном кулаке. Маленький тусклый экран тут же засветился голубоватым сиянием. Потом он снова потемнел, но это была совсем другая темнота, почти непроглядная чернота ночного города, где внезапно погасли все осветительные приборы. В тусклом свете ущербной луны я с грехом пополам разглядел очертания небоскребов – вполне достаточно, чтобы понять, что мне показывают именно Нью-Йорк: такое ни с чем не перепутаешь!
– Можно посмотреть подробнее? – Сам не знаю почему, но я перешел на шепот. – Увидеть вблизи какую-нибудь улицу – ну хоть Бродвей, что ли.
– Можно, – согласился Джинн. – Хочешь проверить, нет ли там прохожих? Их нет. Нигде, в том числе и в Нью-Йорке.
– Верю, – вздохнул я. – Но лучше уж увидеть это своими глазами, чтобы убедиться раз и навсегда.
Потом я вглядывался в смутные пятна темноты на экране, пока мои глаза не отказались принимать участие в этом идиотском мероприятии. Налились слезами, как и было задумано, но не от горя, от дурной работы.
На улицах Нью-Йорка было темно и пусто. Никаких видимых разрушений я не заметил. С домами все было в порядке, и многочисленные автомобили, запрудившие проезжую часть, хоть и стояли на месте, но производили впечатление совершенно целых. Не было ни пожаров, ни взрывов, ни искалеченных тел – вообще ничего из ряда вон выходящего. Можно было подумать, будто все жители Нью-Йорка просто внезапно решили, что ночью надо спать, а не жечь зазря электричество.
Впрочем, какая-то жизнь там все-таки продолжалась: на крыше огромного белого лимузина деловито суетилась нахальная нью-йоркская белка.
– Гляди-ка, – растерянно сказал я Джинну. – Белка. Живая.
– Разумеется, живая. Она – зверь, а не человек. А все происходящее касается только людей. И еще человеческих богов. Но белка – не бог.
Мне стало гораздо легче.
– Как все-таки хорошо, что они еще прыгают, эти чертовы белки, – искренне сказал я. – Слушай, ну их в баню, эти мертвые города! Лучше покажи мне какой-нибудь лес, океан… А, вот, придумал. Покажи мне китов. Если есть киты, остальное приложится. В конце концов, считается, что на их спинах держится мир.
– Когда-то он на них действительно держался, – заметил Джинн. – Просто все, видишь ли, меняется.
Через полчаса мое настроение почти пришло в норму. Я налюбовался на китов, слонов, пингвинов, сов, кенгуру и колибри, насладился видами джунглей, саванн и океанских глубин. В результате понял, что ничего на самом деле пока не закончилось, если, конечно, принять за аксиому утверждение, что люди – это еще далеко не все. Аксиома принялась как миленькая. Антропоцентризм никогда не был моим генеральным заблуждением.
Я бы еще смотрел и смотрел, но глаза, давным-давно отвыкшие от созерцания телеэкрана, забастовали.
– Ты плачешь, Владыка? – почти испуганно спросил Джинн. Я даже рассмеялся от неожиданности.
– Да нет, что ты. Просто глаза устали. Думаю, хватит с меня на сегодня этого развлечения.
Джинн вгляделся в мое умиротворенное лицо, кивнул, и экран телевизора погас. Как раз вовремя: я услышал, как скрипит песок под тяжелыми шагами Мухаммеда.
– Я нашел тех, кого искал, – сообщил пророк, усаживаясь рядом со мной.
– И где же они? – Я огляделся по сторонам, но не увидел ничего, кроме бесчисленных огней в темноте – костров нашей «великой армии». Это было так великолепно, что дух захватывало!
– Ожидают поблизости, – Мухаммед пожал плечами. – Я не был уверен, что ты захочешь тратить на них свое время.
– Подозреваю, что теперь мое время принадлежит именно им. Во всяком случае, не мне самому, это точно. Так что позови этих людей. Должен же я познакомиться с нашими ближайшими помощниками… Сколько их, кстати, этих полезных ребят?
– Трое.
– Всего-то?! – изумился я. – Я думал, что нам понадобится не меньше сотни генералов – с такой-то армией! Впрочем, нет, какое там! Гораздо больше сотни.
– Я тоже так думал. Но судьба распорядилась иначе. Возможно, позже мы найдем и других помощников.
– Ну ладно, будем смиренно полагать, что судьбе виднее, – вздохнул я. – А кто они?
– Двое мужчин и одна женщина, – Мухаммед почему-то смутился и отвел глаза. – Очень странная женщина. Вряд ли она имеет хоть малейшее представление о приличиях. Впрочем, среди людей, которые считают себя твоими воинами, оказалось на удивление много женщин. Большинство одеты совершенно неподобающим образом, в том числе и эта. Сначала я не собирался вести ее к тебе, но она попадалась на моем пути снова и снова, ноги все время сами приносили меня к ее костру. А когда ветер сорвал с меня чалму и она покатилась по песку, а потом оказалась в руках этой женщины, я понял, что не могу пренебречь указаниями судьбы, хоть и не по нраву мне такие ее причуды. Тебе, думаю, тем более.
– Да нет… А почему, собственно?.. Ну да, конечно!
Пришлось читать основателю мусульманской религии краткую, но емкую лекцию о равенстве полов в современном цивилизованном обществе. В процессе выступления я чувствовал себя полным идиотом, да и мой слушатель производил, мягко говоря, не самое благоприятное впечатление. Я не умею внятно объяснять очевидные вещи, а мой друг не обладал природным даром снисходительно принимать чужие концепции мироустройства. В результате я бесился, а он сердито отмалчивался, ворошил угли да прятал глаза, чтобы избежать открытого спора – все же предполагалось, что моими устами говорит сам Аллах. Два упертых представителя разных эпох и культур, сладкая парочка, нас бы в ток-шоу показывать.
