– Хорошо, если так, – вздохнула Афина и попросила: – Продолжай, пожалуйста. Что с остальными?
– К Деметре явилась юная дева в желто-красном платье. Если верить моим валькириям, она выглядит как ребенок, но не менее опасна, чем все остальные незнакомцы. Все же им удалось ее прогнать. Твой отец тоже не скучал этой ночью, к нему приходил некто с черным телом, совиными глазами и клыками ягуара, с зубчатой короной на голове. В руках у него была живая молния, но оказалось, что у Зевса все еще полным-полно собственных молний, так что нашла коса на камень! Битва закончилась вничью, и чернотелый был вынужден удалиться. Мои валькирии совершенно счастливы, считают, что они с Зевсом на славу повеселились. Ну, ты знаешь, у них до сих пор такое восторженное отношение к битвам…
– Что ж, хоть кому-то это нравится, – усмехнулась Афина. – А к нам никто не пожаловал? Выходит, твоя руна все-таки держит их на расстоянии?
– Ни хрена она не держит! – сердито сказал Один. – У нас тоже были гости. Вернее, гостья. Та самая, с веретенами. Эта вздорная баба носит их в волосах, вместе с кучей перьев и ваты. Безумная, она всерьез верит, что это делает ее красоткой. Видывал я троллих, знавал гномих и великанш, но никогда не думал, что женщина может быть настолько уродливой. Что касается защитной руны, ее силы хватило лишь на то, чтобы предупредить меня. И то дело. По крайней мере, я встретил нашу гостью на пороге, а не в постели.
– И что было потом? – спросила Афина. – Впрочем, я могла бы и не спрашивать. Где ее труп, Один? Что-то я его здесь не вижу. Ты его съел?
– Не преувеличивай, Паллада. Беда в том, что перед этим я плотно поужинал, – Один тоже улыбался, насмешливо и печально. – Моей силы с лихвой хватило, чтобы не пустить ее в твой дом. Это оказалось нетрудно. Проще, чем я ожидал. Но убить ее невозможно. Думаю, все наши ночные гости воистину бессмертны, в отличие от нас самих.
– А жаль, – сказала Афина. – Лучше бы наоборот.
– Если бы только я знал их имена, – вздохнул Один. – Мы могли бы спать спокойно. В моих рунах все еще много силы, они бы одолели наших незваных гостей.
– Знаешь, – сказал я Джинну, – я постепенно склоняюсь к тому, чтобы послать им записку с этой бесценной информацией. Отнесешь?
– Надеюсь, ты шутишь, Владыка? – нахмурился Джинн. – Эти индейские боги оказывают тебе неоценимую услугу, сами того не ведая.
– В гробу я видел такие услуги, – буркнул я. И неохотно признался: – Мне почему-то очень хочется помочь этим двоим.
– И еще тебе очень хочется им понравиться, – насмешливо добавил Джинн. – Еще одна человеческая причуда: нравиться всем и каждому, даже собственным врагам. А они – наши враги, Владыка, ты не забыл?
– Ну и что? – равнодушно спросил я. – Они мне нравятся. Наверное, одно другому не мешает.
– Врагам свойственно убивать друг друга. – Джинн разговаривал со мной, как с больным ребенком. – Убивать, а не спасать. Если бы у тебя по-прежнему была всего одна жизнь, а не шестьсот с лишним, ты бы относился к этому серьезнее.
– Может быть, – согласился я. – Но поскольку их у меня действительно шестьсот с лишним, серьезным я стану еще очень не скоро, ты уж извини.
Я не отрывался от телевизора до самого вечера. Видел, как Один с Афиной, снова принявшей облик Марлона Брандо, сели в аэроплан довоенной конструкции – я с изумлением узнал своего старого знакомого, черного кота с желтым бантом на шее, украшавшего хвост самолета. Я вспомнил, что уже видел этот летательный аппарат – шум его моторов вывел меня из сладкого оцепенения, когда я в полном одиночестве ехал неведомо куда по пустыне, без войска и генералов. Даже мой приятель Джинн в ту пору еще дремал в волшебном сосуде.
Я зачарованно следил за их перелетами с амбы на амбу. Мне довелось увидеть почти всех Олимпийцев. Впрочем, их настоящий облик остался для меня тайной – все они, как и Афина, предпочитали пользоваться чужими лицами. Среди них обнаружилось целых два Элвиса Пресли. Один оказался Аполлоном, а другой – Марсом. Как я понял из разговоров, эти двое находились в состоянии перманентной ссоры, поскольку никак не могли поделить полюбившийся им образ. Я посмеивался про себя, размышляя, что настоящий Элвис наверняка находится в моем войске, и надо бы при случае разыскать этого красавчика, рассказать ему о причудах посмертной славы. Наверняка парень будет доволен своим успехом среди богов-Олимпийцев. Грех лишать человека последнего триумфа.
Кроме двух Элвисов среди Олимпийцев обнаружился актер Ричард Чемберлен – это был Гермес. Впрочем, из его беседы с Одином и Афиной я понял, что Чемберлен – чистой воды случайность, короткий эпизод в его биографии: шустрейший из богов меняет свой облик по несколько раз в день, ибо никак не может остановиться на чем-то определенном.
Вообще Гермес понравился мне чрезвычайно. В отличие от своих товарищей по несчастью он не выглядел ни обеспокоенным, ни огорченным. Похоже, Гермес был таким же легкомысленным оболтусом, как и я сам. Впрочем, куда уж мне. У него-то в запасе была всего одна жизнь, а он лучился насмешливой улыбкой, в лицах описывал ночное сражение с неведомым гостем, комично передразнивал серьезных валькирий и сыпал ехидными комментариями.
Одним словом, Меркурий купил меня с потрохами. Впрочем, он нравился мне еще в те невообразимо далекие времена, когда я считал его просто книжным героем.
Богиня Диана, к моему изумлению, присвоила холодное очарование Марлен Дитрих – я мог лишь аплодировать достоинству, с которым она носила этот облик. Гефест осваивал трогательный образ Чарли Чаплина, а Гелиос оказался почитателем Боба Марли – он не только позаимствовал экзотическую внешность, оставив при себе свою солнечную золотистую шевелюру, но еще и тихонько мурлыкал что-то из репертуара своего кумира.
Под занавес мне посчастливилось лицезреть Зевса, и это было главным сюрпризом. Очевидно, киноактеры и прочие выдающиеся деятели массовой культуры были ниже достоинства Громовержца. Их легкомысленному обаянию он предпочел морщинистую физиономию старой черепахи, украшенную густыми бровями. Я сразу узнал это лицо – когда-то оно принадлежало Леониду Брежневу. Вот уж воистину чудны дела твои, господи.
– Наконец-то я вижу рожу, которая может хоть как-то сойти за лицо врага, – сказал я Джинну. – Впрочем, на мой вкус, для врага он все-таки слишком смешной.
– Зевс – очень опасный противник, каким бы забавным он тебе сейчас ни казался, – заметил Джинн.
– Охотно верю, – кивнул я.
Из-под лохматых бровей на меня смотрели столь грозные глаза, что я ни на секунду не усомнился в возможностях этого дяди, и искренне радовался, что он остался где-то далеко позади. Молния в его кулаке казалась мне сейчас весьма конкретной штукой.
Никакой стратегически полезной информации я из этого киносеанса не почерпнул. О планах нападения на мое войско и речи не шло. Олимпийцам было не до нас. Как бы ни храбрились эти гордецы, но даже мне было видно, насколько они напуганы.
За этот долгий день Один выпустил из себя литров сто крови, украшая жилища своих друзей защитной руной. Объяснял, что волшебная надпись даст знать валькириям о приближении врага – все лучше, чем ничего.
