Через несколько минут ко мне подошел пожилой толстяк, одетый явно не по сезону – на нем было наглухо застегнутое кожаное пальто.
– Ты звал меня, мой фюрер? – его голос дрожал от едва сдерживаемого восторга.
Я подскочил от неожиданности. Вообще-то в последнее время я был готов к чему угодно, но, как выяснилось, не к такому обращению.
– Герман Геринг, – подсказал Анатоль. – Номер семьсот восемьдесят четвертый в нашем списке.
– Я могу послужить твоему великому делу? – с энтузиазмом поинтересовался Геринг.
– Не уверен, что оно такое уж великое. Тем не менее вы действительно вполне можете ему послужить, герр Геринг. В сущности, у вас просто нет выбора.
Он не обратил никакого внимания на мое лирическое мычание. Какое там, бедняга испытывал натуральный религиозный экстаз. Похоже, близость к моему телу действовала на него как пригоршня стимуляторов. Честно говоря, мне стало немного не по себе, хотя, казалось бы, давно мог привыкнуть.
– Ага, вот и герр Адольф Галанд подтянулся! – объявил Анатоль. – И еще генерал Мак-Артур почему-то. Странно, вроде бы ты не включал его в список.
– Зато я включала, – вмешалась Доротея. – А чем, интересно, тебе не угодил генерал Мак-Артур? Небось, много курил?
Эти двое тут же затеяли жизнерадостный спор о достоинствах генерала Мак-Артура, вреде курения и вообще обо всем на свете. Я бы с удовольствием включился в их дискуссию, но на меня наседали возбужденные авиаторы.
«Считается, что я здесь самый главный, – тоскливо подумал я. – Почему же в таком случае я понятия не имею, о чем говорить с этими ребятами? Кажется, теперь я как раз должен объяснять, что от них требуется. Какой ужас!»
Впрочем, я, как всегда, преувеличивал. Разговор оказался приятным и необременительным. Я лаконично сообщил своим новым военачальникам, что в ближайшее время нам придется пережить налет вражеской авиации, потом попросил Джинна включить волшебный телевизор и наглядно продемонстрировал технический потенциал наших противников.
– У них очень мало самолетов, – оптимистически заметил Геринг. И пренебрежительно добавил: – По большей части одно старье!
– Зато на этом старье летают боги, – усмехнулся я. – Это не метафора. Они – самые настоящие боги. Олимпийцы. Читали в детстве мифы Древней Греции? Ну вот, с ними нам и предстоит иметь дело. Да, и еще Один со своими валькириями, чтобы нам с вами мало не показалось!
– Один – это серьезный противник, – согласился Геринг. – Думаю, Олимпийцы – тоже. Тем не менее эти ребята летают на настоящей рухляди. Вчерашний день!
– Даже позавчерашний. Но у нас с вами пока вообще нет никаких самолетов.
– Но ведь ты можешь сделать так, чтобы они были.
Геринг не спрашивал, а утверждал. И был совершенно прав: у меня имелся замечательный личный Джинн, который уж точно мог все что угодно. Собственно говоря, для того я и затеял это совещание, чтобы наконец-то обзавестись самолетами.
– Лучше всего «мессершмиты» последнего поколения, – деловито добавил Геринг. Его коллеги с энтузиазмом закивали. Я отметил, что в этом вопросе они пришли к полному единодушию. Ни англичане, ни американцы даже не пытались лоббировать свои отечественные модели.
– Реактивные, что ли? – вздохнул я.
– Ну да, конечно. «Ме-262».
– А почему не «Hellcat»? – обиженно осведомился Анатоль откуда-то из-за моей спины.
– Потому что джентльмены предпочитают «Ме-262». И кто мы с тобой такие, чтобы спорить с профессионалами? Осталось только разжиться некоторым количеством этих самых «Ме». Сделаешь? – Я вопросительно уставился на прозрачное облачко над своей головой – Джинн решил, что в таком виде он будет меньше смущать наших новых знакомых.
– Если ты объяснишь мне, что такое реактивные «мессершмиты», ты получишь их столько, сколько пожелаешь, – отозвалось облачко.
– Да уж, чего-чего, а объяснений ты от меня вряд ли дождешься. Разве что у господ авиаторов хватит на это интеллекта.
Я с надеждой обернулся к участникам совещания:
– Кто из вас способен растолковать Джинну, что такое реактивный «мессершмит»?
К моему величайшему удивлению, они отнеслись к этой идее с неописуемым энтузиазмом. Через полчаса я понял, что могу сойти с ума от нагромождения технических терминов и чудовищных чертежей, которые они рисовали прямо на песке, и тихонько слинял – пусть сами разбираются.
Я намеревался прогуляться, размять ноги и немного побыть в одиночестве. На моем сердце лежал тяжеленный камень, и его вес увеличивался с каждым часом.
Я делал что мог, честно выполнял свой «профессиональный долг», старался подготовить свою огромную, но совершенно необученную армию к первой битве с Олимпийцами. Но когда я думал о том, что уже завтра новенький, извлеченный из небытия моим верным Джинном «мессершмит» под управлением Адольфа Галанда атакует «Бристоль» Афины, я чувствовал себя законченным идиотом, сволочью и мразью.
В глубине души я надеялся, что Афина все еще вполне бессмертное существо. С другой стороны, удалось же индейским богам убить Диониса, Геру и Афродиту, которым, если верить мифам, тоже полагалось быть бессмертными.
Я сам не заметил, как позволил невеселым размышлениям захватить меня. Я брел по пустыне, не глядя по сторонам, петляя наугад между нашими флегматичными дромадерами, сложенными на земле одеялами и их владельцами, взирающими на меня с благоговейным трепетом, пока не угодил прямехонько в объятия Доротеи.
– Еще немного, и ты сбил бы меня с ног, как пьяный шофер, Владыка, – рассмеялась она. – Ищешь кого-то?
– Нет. Спасибо, что нарушила ход моих размышлений, Дороти. Уж очень они были безрадостные.
– Мои тоже, – вздохнула она. – Я уже говорила тебе, что мне страшно?
– Говорила. А я, часом, не отвечал тебе, что мне тоже?
– Отвечал, с завидным постоянством. Извини, но в твоих устах это утверждение звучит не слишком убедительно.
– Ну так вот, я говорил тебе правду. Наверное, это нормально. Мы с тобой – просто живые люди. По крайней мере, все еще ощущаем себя таковыми. Нас ждет неизвестность, а людям свойственно бояться неизвестности.
– Почему ты так упорно называешь себя обыкновенным человеком? – спросила она. – Я отлично помню, как подействовал на меня твой голос в самом начале нашего пути. Собственно говоря, тебе удалось воскресить меня из мертвых, и не только меня, как видишь… – Она небрежно махнула рукой куда-то в сторону неритмично колышущегося моря человеческих голов. – А еще я помню, что ты сотворил с храмом Сетха и как это выглядело со стороны.
– Я уже устал объяснять. Я не совершаю чудеса, они сами со мной происходят, когда им приспичит. Это большая разница. Меня никто не спрашивает: «Эй, не хочешь ли совершить пару-тройку чудес сегодня после обеда?» Я ничего не решаю. Иногда я чувствую себя распахнутой форточкой, через которую в дом может ворваться все что угодно: и свежий ветер, и золотистый лист клена, и комья грязи, и шаровая молния… Но какая-то часть меня сидит в комнате вместе с вами и с ужасом ждет, что будет дальше. Так что мы в одной лодке.
