– Хорошая метафора! – одобрительно сказал Анатоль.
– Это не метафора, а просто случай из жизни. Что бы ты там ни думал о моей непостижимой сущности, но эта история действительно произошла со мной примерно четыре года назад.
– Слово скаута? – рассмеялся он.
– Слово скаута.
Не знаю, пошла ли моя лекция на пользу Анатолю, с которым, впрочем, все и так было в полном порядке. Зато она оказалась очень своевременной для меня самого. Я с запоздалым облегчением понял, что вся ответственность за происходящее лежит исключительно на мне. Нет никаких «разгневанных небес», которые только и ожидают, когда я расслаблюсь, чтобы немедленно покарать меня за это должностное преступление.
Если даже имелся какой-нибудь могущественный сторонний наблюдатель, взирающий на мои действия, его можно было не брать в расчет. Я уже давно сам сидел за рулем, и только от меня зависело – рухнуть в пропасть или вписаться в поворот.
Одним словом, этой ночью я позволил себе закрыть глаза, вглядеться в темноту под веками, увидеть там узкую каменистую тропинку, залитую молочным светом ущербной луны, и пройти по этой тропинке до самого входа в жилище Афины.
На пороге я увидел Марлона Брандо и огорчился. Хорошо, конечно, что хозяйка встречает меня у входа, но какого черта она вцепилась в этот облик?
– Спасибо, что принял мое приглашение. Лучше поздно, чем никогда, не так ли?
Тон Марлона Брандо показался мне излишне официальным. Впрочем, чего я еще мог ожидать – страстных поцелуев? Так Марлону Брандо я бы и сам, пожалуй, не дался!
– Ты не обидишься, если на сей раз тебе не приснится, что я приглашаю тебя в дом?
Я улыбнулся, оценив комизм ситуации.
– Если не приснится, значит, сам и виноват. Сон-то мой, на кого обижаться? А что мне сегодня приснится, если не секрет?
– Прогулка по этой тропинке, вниз по склону столовой горы. Не самый чарующий сон в твоей жизни, я полагаю. Но и не самый плохой, верно?
– Он мог бы стать самым чарующим, если бы ты перестала казаться Марлоном Брандо. Никогда не любил этого актера. А как насчет твоих собственных прекрасных глаз, Минерва? Может быть, они мне все-таки приснятся?
– Я чувствую себя беззащитной, когда становлюсь женщиной, – неохотно призналась она. – В женском теле есть какой-то изъян, который не позволяет полностью владеть ситуацией. Словно бы кроме тебя есть еще кто-то, от кого зависит, что ты сделаешь в следующее мгновение.
– Ты думаешь, этот изъян присущ только женщинам? А я-то, болван, всю жизнь думал, что это только моя проблема.
– А ты уверен, что ты не женщина? – расхохотался Марлон Брандо.
Я задницей почувствовал, как внезапно спало напряжение. Стоило мне признаться в собственной слабости, и Афина тут же засияла, словно весеннее солнышко. Я уже не раз замечал, что окружающие начинают есть у тебя из рук, стоит только несколько раз публично назвать себя идиотом. При этом даже совершенно не обязательно быть искренним.
– У меня имеется ряд неопровержимых доказательств, предъявлять которые не стану, дабы никого не шокировать, – улыбнулся я.
Марлон Брандо неодобрительно покачал головой.
– Ну вот! И ты еще хочешь, чтобы я бродила с тобой в темноте, облачившись в беззащитное женское тело, – проворчал он. И вдруг махнул рукой и расхохотался, закрыв лицо ладонями.
Когда он наконец успокоился, я обнаружил, что вижу пред собой настоящую Афину.
– Спасибо, – поклонился я. – Обещаю вести себя достойно. Не стану употреблять бранных слов и даже постараюсь не хлопать тебя по заднице. Я вообще очень интеллигентный молодой человек.
– Могу себе представить, – снова рассмеялась она. – Сказать по правде, у меня случайно получилось. Оказывается, когда смеешься от души, трудно сохранять контроль за собственной внешностью. Знаешь, у тебя редкий дар поднимать мне настроение. Никогда еще мне не было так весело, да еще и рядом со злейшим врагом.
– Ты ведь и сама знаешь, что говоришь ерунду, да? – мягко спросил я.
– Можно сколько угодно рассуждать, что ты никакой не враг и уж тем более не «злейший». Тем не менее, факт остается фактом: мы уже сражались, и твой ветер чуть не превратил в щепки моего беднягу «Бристоля». И даже если мы оба твердо решим, что с нас хватит, нам все равно предстоит сражаться в самую длинную ночь этого последнего года, здесь уже никто ничего не изменит.
– Если бы я был абсолютно уверен, что ничего нельзя изменить, я бы не пришел к тебе в гости, Паллада. Я люблю делать глупости, это правда. Но в последнее время мне надоело это занятие. Поэтому я и не откликнулся на твое приглашение сразу же. Думаешь, мне не хотелось?
– Но ты ведь отказался принять предложение Одина и сыграть на нашей стороне, – сердито сказала она. – Хочешь сказать, что передумал? Или снова будем толочь воду в ступе?
– Не самое бессмысленное занятие, – улыбнулся я. – Просто никто не пробовал делать это достаточно долго. Даже алхимики, которые каких только глупостей не натворили в поисках своего философского камня… Что касается предложения Одина, оно мне не нравится. Не могу объяснить почему. То есть могу, наверное, но не сейчас. Я ведь сплю и вижу сон – ты не забыла?
– А почему бы тебе не прийти в гости по-настоящему? – спросила Афина. – Тебе ведь не составит труда преодолеть это расстояние. Во всяком случае, Улисс хвастал, что твой ветер донес его сюда за несколько секунд.
– Это был не ветер, а смерчик, и не мой, а Джинна. А мне пока нравится приходить сюда во сне. Если что-то пойдет не так, скажу себе, что это всего лишь пустое сновидение, и пойду пить чай.
– Если бы оно было пустое, я бы не видела тебя перед собой. Да ты и сам это знаешь, просто упрямо цепляешься за детские представления о том, что сон – это только сон, и ничего больше.
– Твоя правда. А кстати, зачем ты меня приглашала, Паллада? Неужели только потому, что я поднимаю тебе настроение? Или вы боялись, что я споюсь с Локи, и хотели меня отговорить? А ведь я бы с ним, пожалуй, действительно спелся – если бы он захотел отобрать у меня свои маршальские погоны. Мне чертовски надоела вся эта затея с дурацкой Последней битвой и армией «мертвых духом»… Они мне теперь поклоняются, знаешь ли. И уже спорят друг с другом, потому что никак не могут решить, чей способ поклоняться лучше. Скоро, того гляди, драться начнут. Можешь себе представить?
– Я-то как раз могу, – усмехнулась она. – Сам понимаешь, у меня всю жизнь были схожие проблемы… А ты действительно хочешь получить ответ на свой вопрос?
– Хочу. Если только это будет правдивый ответ.
– И то, и другое – вот тебе самый правдивый из моих ответов. Конечно, мне бы не хотелось, чтобы ты сговорился с Локи. Сам посуди, разве могу я вести себя иначе? Но дело еще и в том, что мне действительно нравится с тобой говорить. У меня никогда не было друзей. У богов их не бывает, ты и сам должен это знать. Пожалуй, хитрец Один действительно мог бы стать мне другом, если бы мы встретились в лучшие времена. Сейчас мы можем быть только товарищами по несчастью, а это гораздо меньше, чем дружба. А ты, пожалуй, мог бы стать мне другом – если бы не был врагом.
