Но были там слова «в храме Божием сядет он как Бог, выдавая себя за Бога». Разумеется, ни за какого «бога» я себя выдавать не собирался. Но мои люди справились с этой задачей самостоятельно, и это мне очень не нравилось. Надо было выбить из них дурь, и чем скорее, тем лучше.
– Хочу прочесть коротенькую, но содержательную лекцию своему верному войску, – сказал я Джинну. – Как бы мне устроить, чтобы они меня услышали, все до единого?
– Забавный вопрос, Владыка, – снисходительно улыбнулся он. – Тебе достаточно просто этого захотеть. Впрочем, я могу помочь тебе вознестись в небо над их головами.
– Пожалуй, не стоит. Я как раз собираюсь сообщить им, что я, в сущности, – такой же чайник, как и они сами. Если при этом они увидят в небесах мой сияющий лик, все разумные аргументы будут выглядеть довольно бледно, сам понимаешь.
– Ты собираешься сказать этим несчастным людям, что ты не бог и поэтому они не могут рассчитывать, что в последний момент ты спасешь их никчемные жизни и души заодно? – переспросил Джинн. – Но им вряд ли нужна такая жестокая правда. Ты отнимешь у них последнюю надежду.
– Вот! Именно это я и собираюсь сделать. Чтобы получить шанс на бессмертие, надо отказаться от надежды на него. Вообще отказаться от надежды. Отчаяние – удивительный ключ к могуществу, даже не ключ, а отмычка, способная открыть почти любой замок… И обычно это единственный ключ, доступный человеку.
– Я не понимаю, – нерешительно сказал Джинн.
– Конечно, ты не понимаешь. Ты же не человек. А мой рецепт хорош только для людей.
– Ты действительно уверен, что отчаяние пойдет им на пользу?
– Я никогда ни в чем не уверен. И скажу тебе по секрету, это самое неоспоримое из моих немногочисленных достоинств.
Уже через полчаса я ораторствовал, стоя в центре необозримо огромной толпы. Таинственная связь, которая установилась между мной и моей армией во время перехода через призрачный храм Сетха и заставила их дышать в одном ритме со мной, снова дала о себе знать. Я чувствовал, что даже те люди, чьи головы казались мне разноцветными точками у линии горизонта, и те, кого я не видел вовсе, слышат каждое мое слово. Мне даже не требовалось повышать голос.
– Я пришел, чтобы отнять у вас последнюю надежду, – начал я, памятуя о недавнем диалоге с Джинном. – Я пришел, чтобы сказать вам: я – не тот, кто сможет спасти вас. Единственное, что я могу – в назначенный срок привести вас к тому месту, где решится наша общая судьба. Поклоняться мне глупо и бесполезно. С таким же успехом вы можете поклоняться друг другу или выпросить у моего Джинна по зеркалу и молиться собственным отражениям. Может быть, я – один из вас, а может быть, меня вылепили из другого теста – какая разница? Я, как и вы, не знаю, что ждет нас завтра и уж тем более в полнолуние последнего декабря. Я, как и вы, боюсь смерти и пытаюсь отсрочить тот день, когда она пригласит меня прогуляться за линию горизонта. И имейте в виду, если кто-то и сможет уговорить судьбу переменить свое ужасающее решение, этот парень – не я. Поэтому не тратьте драгоценное время на то, чтобы повторять мое имя перед тем, как заснуть, эти удивительные мгновения между явью и сном можно использовать с большей пользой. А меня не надо ни любить, ни бояться. Это попросту непрактично, поскольку ничего не меняет. Я – не «большой босс», не «строгий папочка», который может спасти праведных и наказать нехороших. Никакого «папочки» нет и никогда не было. У вас осталось слишком мало времени, чтобы тратить его на старые добрые глупости.
Миллионы людей молчали, затаив дыхание. Их молчание не было ни гневным, ни испуганным. Мне даже показалось, что в конце моей речи по толпе пробежал тихий вздох облегчения, всколыхнувший неподвижные лица слушателей, как полуденный ветерок сухую траву.
А потом я почувствовал, что все они хотят спросить у меня примерно следующее: «Ладно, шеф, положим, ты действительно не “большой папочка”, но скажи, что же нам теперь делать?»
Ну, то есть, на самом деле каждый хотел спросить: «Что теперь делать МНЕ?»
– Давайте будем просто жить и идти дальше. Это наша судьба, изменить которую мы с вами пока не в силах, – мягко сказал я. – Мы все знаем, что скоро этому прекрасному миру придет конец, но сегодня сверкающие песчинки рассыпаются под нашими ногами, солнце каждое утро и каждый вечер поджигает горизонт, а сумерки окрашивают мир в изумительный синий цвет. У нас очень мало времени, но оно все еще есть, и мы можем попробовать закончить свою биографию, коряво нацарапанную на клочке туалетной бумаги, таким ошеломительно красивым росчерком, что ангелы, ответственные за чтение этой макулатуры, раскаются и сделают себе харакири. И для начала прекратите идиотские споры о том, каким образом следует преклоняться перед моей персоной. Как крупный специалист в области познания себя, могу однозначно порекомендовать: ничего не надо. Вообще ничего.
Я повернулся и пошел прочь – в ту сторону, где не было никакой толпы, только вдалеке паслись несколько белоснежных дромадеров, чьих хозяев я уже как-то незаметно привык считать своими друзьями. Я чувствовал себя очень усталым и одновременно таким легким, что хотелось набить карманы камнями, чтобы ветер не унес меня, как воздушный шарик. Думаю, так чувствует себя всякий, кто успешно закончил постылую, но очень нужную работу, которая долгое время висела на нем тяжким грузом.
Наше путешествие на север продолжалось. Я не вел счет дням и не утруждал себя составлением перечня событий. Был спокоен и почти счастлив. И больше ничего не боялся.
Тем не менее я пока не спешил на свидание с Афиной. Не потому, что мне этого не хотелось, просто знал, что время еще не пришло. В моем сердце появился какой-то загадочный таймер, и я с ленивым любопытством наблюдал, как золотистые крупицы одна за другой оседают в нижней половине этого невидимого прибора.
В один из дней я обнаружил, что в ушах Анатоля поселились крошечные наушники, а в кармане его куртки – аккуратный голубой плеер «Sharp». У него было счастливое отрешенное лицо удачливого путешественника по виртуальной реальности, и я тут же начал умирать от зависти.
– Где ты взял эту игрушку?
После того как я проорал этот вопрос раз пять, Анатоль наконец встрепенулся и соизволил удовлетворить мое любопытство.
– Попросил у твоего собственного Джинна, о недогадливый Владыка двадцати девяти с половиной триллионов песчинок!
– А ты уверен, что их именно двадцать девять с половиной триллионов?
– Почти уверен. Впрочем, можешь пересчитать, – безмятежно улыбнулся он.
Я изумленно покачал головой, призвал Джинна, ткнул пальцем в сторону блаженствующего Анатоля и коротко сообщил: «Хочу!» Mой могущественный интендант тут же вручил мне точно такой же голубенький аппарат, как у Анатоля.
«Похоже, наш Джинн лоббирует интересы фирмы “Sharp”, – весело подумал я. – Интересно, сколько они ему заплатили?»
Потом я занялся подбором фонотеки. Джинн, которому поневоле пришлось принять участие в этом процессе, внезапно заинтересовался содержимым многочисленных компакт-дисков. Сначала он попробовал воспользоваться моими наушниками, но они оказались слишком неудобными для его призрачных ушей.
