– Если хочешь послушать музыку, нужно добыть нормальный проигрыватель с колонками, – подсказал я. – Тогда наушники не понадобятся.
– А что такое «нормальный проигрыватель»?
Джинн с интересом выслушал мои путаные объяснения – нет ничего сложнее, чем описать какую-нибудь банальную вещь, вроде проигрывателя, существу, которое никогда в жизни ее не видело, – и извлек на свет божий еще один «Sharp», побольше.
Через несколько минут он с исказившимся от волнения лицом слушал первые аккорды Болеро Равеля в исполнении Лондонского симфонического оркестра. Я почему-то решил, что начинать музыкальное образование Джинна следует именно с этого, – и не ошибся.
С этого дня наше путешествие проходило исключительно под музыку. Новенький плеер мне так и не понадобился – музыкальный центр был водружен на спину многострадального Синдбада, а когда я протягивал руку, чтобы выключить его хоть на время, Джинн смотрел на меня глазами голодного ребенка, которого за руку уводят от рождественского стола. Этого я вынести не мог, поэтому музыка не утихала даже ночью – джинны ведь не спят. По счастию, наши с ним музыкальные пристрастия полностью совпадали. По ночам мы обычно крутили «Квин» – то «Ночь в опере», то «Innuendo», а то просто сборники их хитов, и нам совершенно не надоедало.
Однажды утром я обратил внимание, что пейзаж неуловимо изменился. Впрочем, перемены обнаруживались во всем. Утренний ветерок был непривычно свежим, где-то высоко в небе кружили почти невидимые птицы, и даже в моем благодушном настроении появились почти неразличимые аккорды беспокойства. Впрочем, это даже доставляло мне некоторое удовольствие. Я вдруг понял, что пришла осень, да и море уже совсем близко, и озадаченно улыбнулся этому открытию.
Честно говоря, я до сих пор не очень-то представлял, как мы будем переправляться через это самое море. Убаюкивающая фраза «как-нибудь» больше не казалась мне удовлетворительным ответом на вопрос.
Этой ночью мне опять не спалось. Я сидел у костра и смотрел на огонь. В последнее время это был мой любимый способ коротать досуг, новая привычка, которая казалась мне не самым скверным приобретением.
Внезапный, почти ураганный порыв ветра, на удивление холодного, словно я уже успел забрести далеко на север, ошеломил меня своим неожиданным нахальством: с какой это стати? Вроде бы я ничего такого не заказывал. Мысль о том, что какие-то причудливые природные явления могут происходить не только по моей инициативе, вызывала у меня смутное недовольство.
Тем временем пламя костра судорожно задергалось, словно собиралось угаснуть, но уже через секунду вспыхнуло с новой, обескуражившей меня силой. Теперь столб огня был не меньше человеческого роста, а его цвет показался мне противоестественно ярким, морковно-оранжевым, как в каком-нибудь безумном мультфильме.
Я, разинув рот, уставился на это редкостное безобразие и с изумлением обнаружил в центре огненного столба смутный силуэт человекообразного существа. «Саламандра, наверное, – подумал я. – Саламандрам же положено плясать в пламени. Хотя это не пляшет. Да и на ящерицу оно не слишком-то похоже».
– Привет, коллега! – сказало существо.
Голос его был вполне человеческим, но пол говорящего совершенно не поддавался определению. Зато было совершенно ясно, что обитатель огненного столба совершенно не страдает от жара, а чувствует себя прекрасно, да еще и намеревается завести со мной светскую беседу.
– Позволишь составить тебе компанию? – дружелюбно спросил все тот же голос.
– Запросто.
– Вот и славно. Этот фокус с появлением в пламени чудо как хорош, но вести связную беседу, пребывая в таком состоянии, несколько затруднительно.
Огненный житель шагнул ко мне, отряхиваясь от искр – так только что искупавшийся ньюфаундленд избавляется от капель воды на своих черных космах, – и я увидел перед собой невысокого худощавого мужчину. На вид ему можно было дать от двадцати до сорока – бывают люди, которые кажутся очень мужественными в юности, а с возрастом в их внешности появляется что-то неуловимо мальчишеское. В результате они всю жизнь выглядят примерно одинаково, разве что седина в волосах появляется, да и то не у всех. Мой новый знакомый относился к этому редкому типу.
Он посмотрел на меня исподлобья, внимательно и настороженно, что совершенно не вязалось с его легкомысленным тоном. А потом вдруг ослепительно улыбнулся. В этой стратегической операции принимали участие не только губы, но и глаза, и брови, и смешно наморщившийся нос, и даже руки, совершившие плавный жест, словно вычерчивая в воздухе еще одну невидимую улыбку. В нем было столько обезоруживающей искренности, что мое сердце начало подтаивать, как мороженое в июльский полдень.
Я как-то сразу, не размышляя, понял, кто передо мной.
– Ты Локи?
– Угадал, – обрадовался он. – Тебе причитается приз!
Он протянул мне что-то вроде ярко-красного леденца на палочке, я растерянно ухмыльнулся и взял подарок.
Только теперь я понял, что никакой это был не леденец, а совершенно живой крошечный дракончик, немилосердно насаженный на эту самую палочку, как на кол. Тварь крутилась, верещала и норовила цапнуть меня за палец. Я хотел было с отвращением зашвырнуть его в огонь, но в последний момент передумал. Поблизости находился человек, который мог бы стать по-настоящему счастливым, заполучив в собственность сей сомнительный сувенир.
– Влад! – позвал я. – Эй, князь Влад! Разбудите его кто-нибудь!
Теперь пришла очередь Локи удивляться. Я с деланым равнодушием ждал Дракулу, стараясь держать беспокойного дракончика на максимальном расстоянии от своего лица. Наконец из темноты выскочил заспанный князь.
– Ты звал меня, Владыка?
– Ага. Тут ко мне заглянул приятель и принес подарок, специально для тебя. Так мило с его стороны. Возьми!
Влад протянул руку, я поспешно всучил ему адский «леденец» Локи. Как я и ожидал, парень быстро понял, что к чему, и расцвел от восторга.
– Дракон, умирающий на колу, – я всегда хотел нарисовать такую картину на своем фамильном гербе! Как я могу отблагодарить тебя, Владыка?
– Да ничего особенного. Просто скажи спасибо дяде Локи и отправляйся спать, – вздохнул я.
Князь Влад всегда будил во мне отцовские инстинкты.
– Спасибо, – дисциплинированно сказал Дракула, повернувшись к Локи. Вежливо поклонился ему и скрылся в темноте.
– Ты первый, кто не выбросил мой подарок, – вздохнул Локи. – Я подшучивал таким образом и над богами, и над людьми. Некоторые швыряли его мне в рожу, некоторые – просто в сторону, а некоторых хватал удар… Но ты первый, кому пришло в голову тут же передарить его другому.
– Зачем же выбрасывать хорошую вещь? Любой пакости можно найти должное применение.
– Это была не «пакость», а мой малыш Снорри, самый маленький дракон на земле. Надеюсь, твой приятель будет хорошо за ним присматривать. Передай ему, что Снорри любит получать гаснущие угольки к завтраку. Да, и его ни в коем случае нельзя снимать с деревяшки. Через отверстие в теле из него уйдет жизнь.
