Марк был готов поговорить о Хадассе и о том, чтобы она осталась с ними, но отец был настолько погружен в свои мысли, что пока начинать разговор не стоило. Децим позвал Хадассу, и, когда она тихо вошла, неся в руках свою маленькую арфу, Марк почувствовал сильное волнение. Ему хотелось, чтобы Хадасса посмотрела на него, но она не подняла глаз, с тех пор как села с инструментом и приготовилась играть. Ему так хотелось поговорить с ней наедине.
— Спой нам, Хадасса, — сказал Децим.
Марк старался не смотреть на нее, но от этого ему еще мучительнее было осознавать ее присутствие здесь. Как бы случайно роняя на нее взгляд, он украдкой наблюдал за грациозным передвижением ее пальцев по струнам и вслушивался в ее нежный голос. Затем он вспомнил ее мягкие губы и отвернулся. Отвернувшись, он встретился с пристальным взглядом отца.
— Достаточно, — сказал Децим и слегка поднял руку. Когда Хадасса встала, Децим снова заговорил. — Хадасса, тебе известно о том, что госпожа Юлия в трауре?
— Да, мой господин.
— Когда я виделся с ней сегодня, она просила меня прислать тебя к ней. Собери свои вещи и будь готова к заходу солнца. Енох отведет тебя. — Тут Децим почувствовал, как на это реагирует его сын.
— Да, мой господин, — сказала Хадасса, и в ее голосе не было ни малейшего намека на то, какие чувства она при этом испытывает.
— Все эти недели ты хорошо служила нам, — сказал Децим. — Мне будет не хватать твоей музыки и твоих историй. Можешь идти.
Склонив голову, Хадасса прошептала с дрожью в голосе слова благодарности и вышла.
Марк в ужасе уставился на отца.
— Юлия не имеет на нее никаких прав!
— А ты имеешь?
Марк вскочил со своего места.
— Ты ничего не знаешь о том, что там произошло!
— Я знаю достаточно много о том, что происходит здесь! Даже если бы не произошло этой трагедии, я бы в любом случае отправил Хадассу к Юлии завтра утром. Твои чувства к ней уже перешли всякие границы.
— Почему? Потому что она рабыня, или потому что она христианка?
Децима поразило то, что Марк не стал отрицать сам факт его влюбленности.
— Как бы там ни было, речь сейчас не об этом. Важно то, что Хадасса принадлежит твоей сестре. Я не думаю, что Юлия будет в восторге от того обстоятельства, что ты влюблен в ее рабыню. А что будет, если ты соблазнишь Хадассу и она забеременеет? — Глядя на реакцию сына, Децим нахмурился. — Когда мы приобрели Хадассу, твоя мать подарила ее твоей сестре. Юлия — моя дочь, и я люблю ее. И пока я хоть немного могу на нее воздействовать, она будет с той рабыней, которая ей нужна. Скажи, кому еще в жизни Юлия доверяет, кроме тебя? Эта маленькая иудейка служит твоей сестре с такой преданностью, какой не увидишь больше ни у кого. Хадасса любит твою сестру, что бы та ни вытворяла. Такая рабыня просто на вес золота.
— Ее любовь и верность несколько недель назад едва не стоили ей жизни.
— Да, я знаю, что Кай избил ее, — сказал Децим.
— А ты знаешь, что эти побои предназначались Юлии?
— Знаю. Кай своим обаянием ослепил твою сестру и твою мать. Но не меня.
— Тогда почему ты не помешал этому браку?
— Потому что не хотел совсем потерять свою дочь! Я заставил ее вступить в брак против ее воли, и все кончилось катастрофой. И я уже не имел права вмешиваться и запрещать брак с человеком, которого она сама выбрала. — С исказившимся от боли лицом Децим встал с дивана. Прошло еще какое–то время, прежде чем боль прошла и он снова мог говорить. — Иногда, как бы тебе ни хотелось защитить своих детей, приходится позволять им совершать собственные глупости и ошибки. И тебе только остается ждать и надеяться на то, что они обратятся к тебе, когда ты им будешь нужен. — Дециму вспомнилась история о блудном сыне, рассказанная Хадассой.
— Юлия сама виновата во многих своих бедах.
— Я знаю! Так было всегда, Марк. А тебе никогда не приходила в голову простая мысль? Если бы не Хадасса, твоя сестра наверняка была бы мертва.
У Марка все похолодело внутри. Разрываемый между любовью к Хадассе и обеспокоенностью за сестру, он побледнел, как и его отец.
Децим выглядел старым и изможденным, но он заставил сына многое переосмыслить. Некоторые вещи из прошлого лучше было не ворошить. Децим никогда не говорил об этом, но многое из того, что происходило на вилле Урбана, было ему известно. Закрыв глаза, он снова увидел Юлию ребенком — прекрасную, невинную, обаятельную, бегающую по саду и звонко смеющуюся. Потом его взору предстала сегодняшняя Юлия, замкнутая, бледная, страдающая настолько, что смотреть на нее было невыносимо больно.
Она взяла отца за руку и посмотрела на него снизу вверх потускневшим взглядом.
— Перед смертью он посмотрел на меня и попросил меня простить его… — сказала она с дрожью в голосе. — Я любила его, отец. Клянусь тебе, я действительно его любила.
Ее нервы были на пределе. То она тряслась от рыданий, то вдруг становилась совершенно спокойной, и слезы стекали по ее щекам, когда она погружалась в свои мысли. Получив известие о смерти Кая, пришла Калаба Шива Фонтанен, но Юлия не хотела ее видеть.
— Пусть уходит! Пожалуйста! Я не хочу ее видеть! Я никого не хочу видеть! — В этот момент казалось, что Юлия совершенно перестала владеть собой.
Децим надеялся, что Феба сможет дать дочери то утешение, в котором Юлия так нуждалась, но сомнения все равно не покидали его. Было в Юлии что–то глубоко сокрытое, что разъедало ее изнутри. И Децим вовсе не был уверен, нужно ли ему знать, что именно. Он и без того знал много о том, что она сделала. Сделала аборт, оплатила долги мужа, обесчестив себя. И что бы она ни сделала еще, Децим Валериан не хотел знать об этом. Уже то, что ему было известно, мучило его гораздо сильнее, чем его тяжелая болезнь.
— Не вмешивайся в это, Марк. Прошу тебя, не надо. Хадасса остается для Юлии тем, что она еще не потеряла. Хадасса служит ей от всего сердца. Она нужна Юлии, Марк. А то, что тебе нужно от Хадассы, в Риме ты можешь найти на каждом углу. Пожалуйста, хоть один раз в жизни не забирай у других то, что тебе нравится.
Сначала, пока Марк пристально смотрел на отца, его лицо горело, потом на него накатила холодная волна. Опустив глаза, он молча кивнул, чувствуя в глубине души, что тем самым подписывает Хадассе смертный приговор.
Не говоря ни слова, чтобы ничем не выдать отцу охватившей его дрожи, он повернулся и вышел.
26
Уже четвертый раз за неделю Юлия приказала Хадассе приготовить все, для того чтобы посетить захоронение Кая, расположенное за пределами города. Путь туда занимал несколько часов, и Хадассе надо было приготовить достаточно еды, дополнительную одежду на тот случай, если похолодает, и вино, чтобы успокоить нервы госпожи по дороге домой. После смерти Кая Юлию постоянно мучили ночные кошмары. Она приносила дары домашним богам и Гере, но ничего не помогало. Перед ее глазами все время стояло лицо Кая, каким оно было за несколько минут до его смерти. Тогда Кай открыл глаза, посмотрел на Юлию, и она ясно поняла, что он все знал.
