— А ты хочешь идти в гости?
— Не знаю, — произнесла Юлия, чувствуя, как ее веки отяжелели, — я хочу спать…
— Так поспи, девочка моя. Делай то, что тебе хочется.
Юлии снилось, будто Хадасса гладит ее по лбу и поет ей песни о своем странном Боге. Никто в жизни не служил ей так хорошо, как эта маленькая иудейка. Сейчас Юлии так не хватало ее тихого присутствия, ее нежной заботы. Юлии не хватало ее историй и песен. Хадасса всегда знала, что ей нужно, а рабам Кая все время приходится приказывать. Даже во сне его рабы смотрели на Юлию немигающими мертвыми глазами, которые казались ей такими знакомыми. Похожими на глаза Калабы.
Калаба разбудила ее, когда было далеко за полдень.
— В моем паланкине тебя отвезут домой, — сказала она, — тебе не следует опаздывать.
Но было уже и так поздно.
Когда Юлия прибыла домой, Кай, разгневанный и подозрительный, давно ждал ее. Он уже давно прокрутил в мыслях все варианты, которые только могут возбудить в мужчине ревность.
— Где ты была? — Его сердце бешено колотилось, и он чувствовал, как гнев закипал в нем все сильнее, хотя он и не мог сказать, на кого больше злился, — на Юлию или на самого себя. И зачем он дал волю своим эмоциям и рукам прошлым вечером? Он никак не мог забыть выражение глаз Юлии, после того как ударил ее. А вдруг она ушла от него? — С кем это ты была весь сегодняшний день?
— Я была у Калабы, — сказала Юлия, отстраняясь от его прикосновения. — Ты делаешь мне больно!
Кай тут же отпустил ее.
— У Калабы, — произнес он, думая о том, что Юлия могла от нее услышать. Он сощурил глаза.
— Мы выпили немного вина, а потом я поспала у нее. — Юлия вздрогнула, когда Кай снова прикоснулся к ней, но на этот раз он был гораздо нежнее.
— Я уже боялся, что ты ушла от меня, — сказал Кай. Он приподнял ее лицо и повернул к себе. Кай знал, что она плакала. Ее глаза были слегка покрасневшими, а макияж был смыт слезами. Но даже в этот момент она была прекрасна. Он посмотрел на синяк на ее скуле и поморщился. Он никогда не хотел причинять ей боль. Просто иногда случалось так, будто какая–то сила вселялась в него и заставляла делать то, чему больше всего удивлялся он сам.
— Прости меня за вчерашний вечер. — На карие глаза Юлии снова навернулись слезы, и он от этого почувствовал себя еще хуже. — Я люблю тебя, Юлия. Клянусь тебе в этом перед всеми богами. Если ты меня не простишь, я сойду с ума…
Он целовал ее и чувствовал, как она сопротивляется. В нем росло чувство отчаяния.
— Я люблю тебя, я так люблю тебя, — шептал он и поцеловал ее так, как ей всегда нравилось. Спустя какое–то время Юлия стала более податливой, а к нему, вместе с волной радости и страсти, возвращались уверенность и сила. Она была в его власти постольку, поскольку он мог возбудить в ней страсть. Эрос всегда правил Юлией, как и Каем. В них было столько общего. Он взял ее на руки, и кровь в нем просто кипела. — Я все готов сделать для тебя.
Юлия любила Кая, когда он был таким, когда его страсть была направлена на то, чтобы доставить ей радость. Когда же любовная энергия в них иссякала, Юлия снова начинала чувствовать какую–то опустошенность, которая толкала ее к депрессии. К сожалению, все ощущения, вызывающие удовольствие, проходят.
Однако сейчас, стоя перед ней, Кай был удовлетворен. Он видел, как она нуждается в нем, по тому, как она смотрела сейчас на него. Он знал, что Юлия любит смотреть на него, — это лишний раз говорило о том, какой властью над ней он обладает.
Его губы скривились в насмешливой улыбке, и он подошел, чтобы еще раз поцеловать ее.
— Мне нравится, когда ты смотришь на меня так, будто я бог, — сказал он, уставившись на нее, как на какую–то ценную вещь.
Юлия с трудом скрыла свое раздражение по поводу его самодовольства.
— Мы сегодня идем куда–нибудь? У Антигона, признаться, очень скучно.
Кай надел тунику.
— Согласен, но он может быть очень полезен.
— Марк считает, что он вообще глуп.
— А я думал, что они друзья.
— Да, они друзья, но это еще не значит, что Марк не знает о его многочисленных глупостях. Этот Антигон только и говорит, что о политике да о нехватке денег.
— Проведи вечер с Аррией. Она же тебе нравится.
— Она все время расспрашивает меня о Марке. Тоже стала скучной и грустной.
— Но она обладает такими способностями… Даже удивительно, как Марк утратил к ней всякий интерес. — Кай повернулся к Юлии и увидел выражение ее глаз. Он засмеялся. — Да не смотри ты на меня так! Я слышал об этом от других, а не узнавал сам.
— А тебе хочется?
Он подошел к ней и наклонился, сказав с усмешкой:
— Нет, пока ты не перестанешь радовать меня, — тут ему снова бросился в глаза синяк на ее скуле. Он выпрямился, слегка поморщившись. Марк сегодня вечером не собирался к Антигону, но если бы сам Антигон увидел на скуле Юлии синяк, он непременно рассказал бы об этом Марку. Марк по этому поводу поднял бы такой шум, что Каю не поздоровилось бы в первую очередь.
— Ты выглядишь совсем уставшей, — сказал он, — останься дома и отдохни.
Юлии было приятно услышать от мужа такие заботливые слова, но его замечания по поводу Аррии по–прежнему были свежи в ее памяти. — Я действительно устала, но я, пожалуй, все же пойду.
Он поцеловал ее, на этот раз слегка.
— Нет. Я пойду к Антигону без тебя, а ему скажу, что ты сегодня отправилась навестить родителей.
Юлия встала и расправила свои волосы по плечам.
— Я не видела родителей уже несколько недель. Пойду к ним, пожалуй, завтра.
— Отдохни денек–другой, а потом иди, — сказал он. — Ты действительно выглядишь неважно. Я бы очень не хотел, чтобы у них сложилось неправильное представление о том, как мы живем. — Конечно, Каю не хотелось, чтобы они увидели синяк, который он ей поставил.
Сейчас Кай находился в таком прекрасном расположении духа, что Юлия решила сделать еще один смелый шаг.
— После того как я навещу их, мне бы хотелось вернуть сюда Хадассу.
— Хадассу? — спросил Кай без всякого интереса. — Кто это?
— Та рабыня, которую дала мне мать.
— А чем тебе не нравятся мои рабы?
Если Юлия скажет, что они плохо служат ей, Кай прикажет привести их сюда и начнет бить их в ее присутствии, а ей этого не хотелось.
— Хадасса всегда знает, что мне нужно. У меня никогда не было такой служанки.
Лицо Кая потемнело.
— Так ты говоришь о той маленькой иудейке? Но ты знаешь, что я не люблю иудеев. Они слишком много мнят о себе. Все время пекутся о чистоте.
— Ее вера никогда еще не мешала ей служить мне. А что касается чистоты, то я всегда отсылала ее к Клавдию.
