— Дай ей ребенка, — нетерпеливо сказал Атрет, но когда Рицпа хотела было так и сделать, Халев заплакал. Фрейя покачала головой и выпрямилась.
— Нет, Атрет. Я для него пока лишь незнакомка, — сказала она, и у нее на глазах заблестели слезы. — Пусть он лучше сам придет ко мне в свое время.
Рицпе стало ее до боли жалко.
Равнодушно наблюдая за происходящим, Вар махнул рукой и проследил, как наполнили рог пивом и протянули его Феофилу. Служанка поднесла Рицпе небольшой кубок с вином, подслащенным медом и травами. Вар опустился на большой стул. Глядя на Феофила, он стал потирать свою искалеченную ногу.
— Как так получилось, что ты обязан жизнью этому римлянину, Атрет?
— В первый раз, когда мы плыли на корабле, он отразил своим мечом удар пирата, который наверняка оказался бы для меня смертельным. Во второй раз он вытащил меня из моря, когда я был без сознания. И в третий раз он вывез меня из Рима, опередив Домициана, который хотел снова отправить меня на арену.
— Мы видели, как тебя схватили, и подумали, что тебя наверняка казнят на праздновании победы, — сказал Юзипий.
— Схвативший меня римский офицер продал меня работорговцу, который набирал гладиаторов, — хмуро сказал Атрет. — Меня заковали в цепи, посадили в повозку и повезли в Капую. — Он снова явственно почувствовал боль от клейма, которое выжгли ему на пятке. Пиво во рту показалось кислым. Поморщившись, Атрет повертел в руках пустой рог. — Я сражался на арене в Риме, потом в Ефесе. Там я и заслужил свободу.
— Надо благодарить Тиваза за то, что ты до сих пор жив, — сказала Аномия.
Атрет в ответ холодно и презрительно засмеялся.
— Тиваз бросил меня задолго до того, как я оказался в Капуе. Твой бог может дать только одно — смерть.
— Атрет! — воскликнула Фрейя, пораженная тем, что ее сын осмеливается говорить такое и выступает против тех сил, которые поддерживают само существование племени.
— Я говорю правду, мама. Тиваз бессилен перед Иисусом Христом, Сыном живого Бога. Тиваз может убивать. Христос воскрешает из мертвых. — Атрет посмотрел на Феофила, и его глаза горели восторгом. — Расскажи им!
— Не говори нам ничего, римлянин, — сказала Аномия холодным и властным голосом.
Невольно удивившись, Атрет снова посмотрел на нее. Его лицо покраснело от гнева. Кто она такая, чтобы так разговаривать в его доме?
— Феофил будет говорить, а ты либо будешь слушать, либо уйдешь отсюда.
— Ты больше не вождь хаттов, Атрет, — спокойно сказала она, полностью владея собой. — И больше здесь приказывать не можешь.
Атрет медленно встал. Аномия невозмутимо улыбалась, явно получая удовольствие от того, что выводила его из себя.
— Ты в моем доме, Аномия, — сказала Фрейя.
Аномия повернула голову.
— Так ты хочешь, чтобы я ушла?
Это был просто вопрос, произнесенный тоном притворного удивления, но Рицпа почувствовала, какой холодной стала в доме атмосфера. В словах девушки был явный вызов.
Фрейя с чувством собственного достоинства высоко подняла голову.
— Здесь мой сын. — Она положила руку на украшение, которое носила, и смело посмотрела в холодные глаза Аномии.
Аномия медленно кивнула.
— Да, действительно. — Она грациозно встала со стула, напоминавшего трон. — Будь по–твоему, Фрейя. — Она снова посмотрела на Атрета, с удовлетворением заметив, как он оглядел ее стройное тело и только потом взглянул ей в глаза. Этому человеку не чужды были земные страсти, и этим можно будет воспользоваться, чтобы затуманить ему мозги и заставить его служить ее интересам. Аномия улыбнулась ему.
Атрет смотрел ей вслед. Глядя на ее покачивающиеся бедра, он почувствовал, как в нем проснулись похотливые мысли, вспомнил те времена, когда он наслаждался женщинами в холодной каменной камере лудуса. Потом он нахмурился, смутился и снова сел. Вар тоже проводил Аномию жадным взглядом и еще какое–то время продолжал смотреть на дверь, за которой скрылась девушка.
— Разве она не слишком молода, чтобы быть жрицей? — сухо спросил Атрет.
Мать строго посмотрела на него.
— Тиваз избрал ее, когда она была еще ребенком.
— Она пророчица?
— Она не обладает таким даром видения, как я. Ее дар в колдовстве и в черной магии. Отнесись к ней с уважением, Атрет. Она обладает огромной силой.
— Не надо ее дразнить, — сказала Марта, явно испытывавшая страх перед Аномией.
— В ней нет Божьей силы, — презрительно сказал Атрет.
— В ней сила Тиваза! — возразил по–прежнему возбужденный Вар.
— Наш народ почитает ее как богиню, — сказала Фрейя, ее руки бессильно лежали у нее на коленях.
— Богиню, — усмехнулся Атрет. — Вы хотите узнать о настоящей силе? Рицпу убили маттиасы. Я сам видел, как она умирала, мама. Собственными глазами. — Он видел, с каким сомнением смотрели на него собравшиеся. — Если я чего и насмотрелся за эти одиннадцать лет, так это смерти. — Он указал на Феофила. — Этот человек возложил на нее руки и молился именем Иисуса Христа. Я видел, как она воскресла из мертвых. И ее смертельная рана закрылась. Клянусь своим мечом, это правда! И ничто из того, что я когда–либо видел в священной роще, не сравнится с Иисусом Христом. Ничто!
Почувствовав беспокойство, Фрейя пристально глядела на сына. Иисус. Что же в этом имени такого, что заставляет ее испытывать какую–то внутреннюю дрожь?
— Есть много богов, Атрет, но Тиваз всегда был и остается единственным истинным богом нашего народа.
— Что принес Тиваз хаттам, кроме смерти и разрушений?
Марта вздрогнула, ее глаза были полны страха. Даже Юзипий отпрянул. Глаза Вара горели.
— Нельзя так говорить, — сказала Фрейя. — Ты обижаешь нашего бога.
— Он этого заслуживает!
— Атрет, — тихо обратился к нему Феофил.
Но Атрет не слушал уже никого вокруг себя, дав волю вспыхнувшему в нем гневу:
— Где был Тиваз, когда наш народ взывал к нему о помощи в битве против гермундов? А когда был жив отец, мама, разве хатты одержали победу в битве за реку и соляное плато? Нет. Гермунды нас просто искромсали. Они едва не стерли нас с лица земли, ты еще сама об этом говорила. И где был тогда Тиваз? Какую он показал власть и силу? Где был этот великий бог, когда мы с отцом сражались против Рима? Разве мой отец, или Дульга, или Рольф или сотни других добились победы над врагом? Нет! Они храбро сражались и погибли, взывая к имени Тиваза. А меня заковали в цепи.
— Хватит! — сказал Вар.
Атрет не послушал и своего брата, пристально глядя на мать. Ее лицо было белым, как снег. Атрет успокоился, умерил свой пыл, но не замолчал:
— Я верил, мама. Я был его учеником. Ты знаешь о моей верности. Я проливал за него кровь и пил кровь из священного рога. Я приносил жертвы. Я убивал его именем и прославлял его имя в каждом сражении и в Германии, и в Риме, и в Ефесе. И все, что я при этом знал, — это смерть и разрушение. Пока не случилось то, что было семь дней назад.
