— «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него».
— Аминь, — раздался радостный возглас.
— Поэтому, возлюбленные, любите друг друга.
— Аминь.
— Любите друг друга.
— Аминь!
— Любите друг друга так, как Христос возлюбил вас.
— Аминь!
— Слушайте, дети Божьи. И знайте.
— Господь, Бог наш, Господь един есть, — сказали все вместе. — И буду любить Господа, Бога моего, всем сердцем моим, и всею душою моею, и всеми силами моими.
— Слава Богу!
— Слава Богу в вышних!
— Который правит сейчас и вовеки!
Они запели, и их голоса красиво сочетались:
— Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя Ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе. Ему слава и ныне и в день вечный. Аминь. Аминь.
На нижней палубе наступило молчание, когда собравшиеся христиане сели в круг и стали передавать друг другу хлеб и вино. Атрет как–то наблюдал этот ритуал со стороны и спросил Рицпу, что он означает. Рицпа сказала, что христиане едят плоть и пьют кровь Христа.
— И вы еще называете меня варваром? — с отвращением сказал он.
— Ты не понимаешь.
— И не хочу.
— Если только… — начала было Рицпа, но тут же замолчала. Атрету запомнился тогда ее взгляд, полный страдания. Затем она отвернулась и стала радостно общаться с другими.
Как общалась сейчас, присоединившись к жуткому ритуалу.
И ради этого она оставила Халева одного в его маленькой постельке? Забыла свои обязанности по отношению к ребенку, бросив его ради этого своего Бога? Отшвырнув одеяло, Атрет встал. Если это так, то он силой уведет Рицпу из этого сборища пожирателей плоти и напомнит, о чем ей действительно надо молиться.
Обойдя несколько бочек, он увидел собравшихся, сидящих на коленях. Его сын покоился на руках Рицпы. Рядом с ней сидел Феофил. Атрет почувствовал лютую ненависть, наблюдая, как римлянин отломил кусок хлеба и сунул его Рицпе в рот. Потом он взял кубок с кровью Христа и поднес к ее губам, чтобы она сделала глоток. Затем сам сделал глоток из кубка и передал его Пармене.
Всякий непосвященный мог бы подумать, что Рицпа и ребенок принадлежат римлянину!
Сердце Атрета забилось чаще, и кровь застучала у него в висках. Он стиснул зубы. Феофил поднял голову и посмотрел на него. Атрет ответил ему долгим, полным ненависти взглядом. Настанет и мой час глотнуть крови, и эта кровь будет твоей, — поклялся он.
Когда жуткий пир закончился, наступило время для молитвы. Христиане говорили тихо, упоминали о нуждах людей, называли их имена. Они молились за Иоанна. За Клеопу. О, проклятие! Они молились за него. Сжав кулаки, Атрет воззвал к Тивазу, германскому богу неба. Отдай мне жизнь Феофила! Отдай ее мне в руки, чтобы я мог сокрушить ее и предать его забвению!
Кровь в нем так и кипела, и он знал, что если сию же минуту не уйдет в другой конец корабля, где еще по–прежнему спали иллирийцы и македоняне, он обязательно убьет Феофила, даже не задумываясь о последствиях.
Когда он проходил мимо христиан, Рицпа взглянула на него, и в ее взгляде была неприкрытая тревога.
Атрет стоял на палубе с наветренной стороны корабля, холодный ветер развевал его волосы и дул ему в лицо. Корабль качало на волнах, волны вздымались над носовой частью. Всходило солнце.
Капитан корабля громко выкрикивал приказы матросам, которые суетились на палубе, перетягивали канаты и старались закрепить два отвязавшихся груза, переваливавшихся по палубе от качки. Еще одна соленая волна ударила в нос корабля, и Атрет расставил ноги пошире, чтобы не упасть. Уж лучше бушующее море и ледяной ветер, чем теплое укрытие в обществе этих религиозных фанатиков, с их тихими голосами.
Ухватившись руками за бортик, Атрет увидел вдалеке сушу.
— Что это? — закричал он, стараясь перекричать шум бушующего моря, указывая ближайшему матросу в сторону земли.
— Делос!
Пошел дождь, от которого и палуба, и Атрет быстро намокли. Насквозь промокший и закоченевший от холода, германец, тем не менее, упрямо оставался на верхней палубе, проклиная все на свете.
Спустя какое–то время появилась Рицпа. Халева с ней не было. Атрет повернулся к ней.
— Где мой сын? — сердито спросил он.
— В безопасном месте, где теплее.
— Один?
— Нет.
Атрету снова стало жарко.
— А кто с ним остался? Сотник?
Рицпа удивленно посмотрела на него.
— За ним смотрит Камелла.
— Камелла. Мать, у которой никогда не было мужа.
Рицпа отвернулась. Атрет схватил ее за руку. Он сразу почувствовал, как она напряглась от его прикосновения.
— Прекрати меня избегать.
— Я вовсе не стремлюсь тебя избегать, Атрет.
— Я же чувствую, как ты сопротивляешься.
Она заставила себя расслабиться.
— Почему ты ушел?
— А по–твоему, я должен был остаться и слушать? По–твоему, я должен был вместе со всеми опуститься на колени? Ты думаешь, я пойду за этим твоим кровавым римлянином?
Рицпа снова сверкнула на Атрета своими темными глазами.
— Он не мой римлянин, Атрет, и мы следуем за Господом, а не за Феофилом.
— Он кормит тебя из рук, как любимое животное.
— У меня на руках был твой сын. Если бы ты сидел рядом со мной, я бы приняла хлеб из твоих рук!
Его сердце забилось сильнее. Он посмотрел в темно–карие глаза Рицпы и увидел в них нечто такое, от чего ему стало теплее. Когда он посмотрел на ее губы, она опустила голову. Он снова рассердился.
— Почему ты все время избегаешь меня? — раздраженно спросил он.
— Я не избегаю.
— Нет, избегаешь. Ты лишила меня возможности быть с моим сыном.
Она снова посмотрела на него, ее щеки побелели от холода.
— Это ты нас избегаешь.
— Мне нет до них никакого дела, — сказал Атрет, резко отвернувшись.
— И до меня тоже, — сказала она. — Иногда я даже сомневаюсь, есть ли тебе дело до твоего собственного сына. Ты любишь его? Или он для тебя просто вещь, которая, как ты думаешь, принадлежит тебе?
— Вы оба принадлежите мне.
— Поостерегись с такими выражениями, мой господин. Ты платил мне по одному динарию в день. Или ты забыл?
