А что делаю я?
Кто остановит меня?
Мысли были откровенно нерадостными. А потому…
Может, и думать не стоит?
И привычное состояние холодного безразличия отгораживает меня от окружающего мира. И почему это так не нравится Томми?
* * *
Долго потерзаться мне не удается. То одно, то другое… Заноза, конечно, царапает внутри, но… не гноится же пока? И не нарывает. А когда начнет — будем вытаскивать. Чем душевные занозы отличаются от физических?
Да ничем.
А значит — переживем.
Кстати, в соседях я тоже разочаровываюсь. Или это просто рядом с границей так? Те же убогие деревни, почти нищие крестьяне, затравленные взгляды…
Интересно, есть ли на свете короли, которые понимают, что власть дана не для развлечений и красивой жизни? Да и вообще, не власть для них, а они для страны?
Или это просто я ненормальный?
Да нет, вроде бы дед был таким же. Хотя при нем и заварилась эта каша.
Только вот осуждать его сил не было. Семья — упряжка из двух лошадей, и пока муж обеспечивает ее, жена должна воспитывать детей. Разве нет?
Но почему так получается?
Мишель, чье рождение стоило жизни моей бабушке, выросла королевой. Прошла через огонь и стала сильнее. Сделала единственное, что смогла — родила меня. А Рудольф, воспитанный любящей матерью…
Сломался.
Прогнулся под Абигейль и ее родню. И как это объяснить?
Почему один ломается, а второй остается сильным?
Нет ответа.
Возможно, в одном из людей есть червоточина, а в другом нет? Хорошее яблоко гнить не будет, а вот если там было повреждение…
Но как это проявляется?
Не знаю, ничего не знаю…
Нет ответа.
Возможная невеста Андрэ оказывается действительно прехорошенькой. Такое даже художник не приукрасит. Дальше некуда.
Лавиния Ратавер Аларэ.
Красавица. Просто картинка.
Золотые волосы кольцами, громадные карие глаза с золотыми искорками чуть темнее волос, пухлые губки, мило вздернутый носик. А фигура?
Судя по показанному, там и остальное было на уровне. Во всяком случае, Том смотрит восхищенно. Пришлось напомнить ему про оставленную в столице любовь.
— Алекс, но ведь красавица?
Я пожимаю плечами.
Возможно. Внешне у нее недостатков не было. Но… Я бы на ней не женился. Было в ней что-то общее с Абигейль. Гнусное такое…
О чем я и сообщаю другу. Томми пожимает плечами, но восхищения в его глазах поубавилось.
А внешне все было более чем прекрасно. Кланяется герцог, радушно улыбается его жена, всем видом выражают радость его сыновья. А у меня внутри словно колокол бьет. И к кольчуге еще и штаны такие же найти тянет. И щитами обвеситься.
Опасность!
Опасность!!!
ОПАСНОСТЬ!!!
— Будем спать по очереди, — предупреждаю я друга.
— Ты не перегибаешь палку?
— Боюсь, что я преуменьшаю опасность.
— Алекс, познакомься с моей невестой.
— Ваше высочество…
Девушка кланяется мне, как это умеют только женщины, не отрывая взгляда. Я склоняюсь в ответ, подношу ее руку к губам, не касаясь кожи.
— Миледи, до встречи с вами я не знал, что на земле есть подобное совершенство.
Я говорю какие-то пустые слова, улыбаюсь, стараюсь подстроиться под общее восхищенное довольство жизнью, но…
В этой прекрасной девушке ощущается что-то нечистое.
* * *
— Знаешь, Алекс, по-моему, ты просто переносишь свои чувства с Андрэ на Лавинию.
Томми стоит у стены бального зала. Я тоже прячусь за колонной.
Приемы, балы, танцы и флирт…
Все в честь его высочества принца Андрэ! Как же — такой жених!
Помолвка уже считается решенным делом, согласовывается только приданое, но Андрэ готов взять невесту и просто так. Во всех позах. А вот мне как-то… неприятно.
Чем дальше, тем больше брезгливости скапливается внутри меня. Я чувствую себя котлом, в котором бурлит и клокочет обжигающий суп — и он готов выплеснуться наружу.
— Нет. И вообще — пойду я в сад, воздухом подышу. Том, будь осторожен, ладно?
— Обещаю.
В саду темно и тихо. Пахнет свежесмятой травой. Я этот запах потом часто вспоминаю. Дикий, какой-то неистовый…
Прислоняюсь к дереву, вздыхаю. Под твердой корой чуть слышно двигаются соки. А хорошо быть таким… деревом. Оно не умеет думать.
— Ваше высочество…
Я вскидываю брови. Лавиния появляется из темноты, словно облачное видение. Очаровательна, воздушна, восхитительно невинна в белом платье. Только одна алая роза на корсаже.
— Госпожа?
— Вы составите мне компанию во время прогулки по саду?
То ли просьба, то ли приказ. Я усмехаюсь.
— А почему этого не сделает ваш жених?
— Ах, он занят.
Легкое пожатие плеч, от которого грудь ходит ходуном. По идее, я должен воззриться на нее. Наверное.
Восхититься, вдохновиться… Но в душе царит холодное равнодушие.
— Мне не хотелось бы, чтобы Андрэ ревновал.
— Он и не будет. Мы ему не скажем, — «успокаивают» меня. Час от часу не легче.
— Чего вы добиваетесь, госпожа?
Девушка скользит ко мне, кладет ладони на грудь, чуть раздвигает пальцы.
— А-алекс…
Губки приоткрываются, язычок призывно скользит по ним, девушка учащенно дышит, придвигаясь все ближе.
— Ты меня заинтересовал сразу же. Но ты та-акой неприступный…
И в следующий миг в меня впиваются поцелуем.
Хищным, жестким, внезапным…
Искушающим!
И я готов поклясться, что язычок, скользнувший в мой рот… раздвоенный?!
Дальше мое тело действует без участия разума.
Схватить девушку за шею, оторвать от себя, отбросить…
— Ты кто?
Сейчас Лавиния вовсе не похожа на воплощение ангела чистоты и невинности. Карие глаза блестят хищной желтизной, губы искривляются в улыбке, обнажая вполне отчетливые клычки, раздвоенный язычок выскальзывает изо рта.
— Я-с-с-с?
Я вглядываюсь пристальнее — уже иным взглядом.
Да нет, обычная аура. Но почему так?!
Болван!
