Слишком уж легко на охоте несчастные случаи подстраивать.
Последний герцог Ратавер. И три его жены. Под портретами надписи.
— Алисия Елизавета. Умерла двадцати семи лет от роду.
— Луиза Валенсия. Двадцать лет.
— Амила Лавиния. Жива и по сей день.
— Но болеет часто, — поддерживает меня Том. — Думаешь, третья?
— Думаю, первая жена родила герцогу наследников. И умерла. Ты сам приглядись…
— Да уж. Разница видна.
Три женщины. Но если первая очаровательна и великолепна, то что вторая, что третья — достаточно невзрачны. Первая гордо вскидывает голову на портрете — я молода, красива, любима! Завидуйте! И даже герцогские сапфиры искрятся самодовольно и надменно.
У второй же достаточно неверящий вид. Кто бы она ни была в девичестве, к нынешнему положению еще не привыкла. Третья и вовсе серая забитая мышка.
— А кто призывал вампира?
Я пожимаю плечами.
— Том, да это дело нехитрое. Любой маг справится, если книгу дать.
— И удержит его? Чтобы он никого не убил?
— Если он будет сытым — почему нет? Призвать, предоставить пищу и предложить сделку. Вампиры питаются и любовными эманациями тоже, ему было не в тягость сделать ребенка.
— Но это же не за один раз…
— Один-два. Есть звездные карты, можно высчитать ночь, наиболее подходящую для зачатия, принять специальные отвары, да и семя вампиров активнее, чем у людей.
— Они способны к зачатию? Я думал, живой мертвец…
— Нет, Том. Ты путаешь. То, о чем ведут речь наши священные книги, — это упыри. Они и есть поднятые живые мертвецы. Вампир же — один из низших демонов. И обитает он также на другом плане, откуда его можно призвать для выполнения задачи.
— Но они могут зацепиться в нашем мире?
— Могут. Из-за неосторожности призывателя. Но если бы это случилось — герцогская семья была бы вырезана уже давно. Лет двадцать назад.
— Но зачем это нужно?
Я усмехаюсь, глядя на друга.
— Том, представь, что наш принц женился на этой гадине.
— Допустим.
— Кстати — и женится, наверное. Я же его не отговорю, а объявлять во всеуслышание о ее природе — тоже хорошего мало. Нас тут сваты да символическая охрана, а их — весь Ратавер, да и Теварр, с которым у нас дружбы отродясь не было.
— Здесь помолвка, а дома свадьба?
— Не недооценивай обаяния вампира. Хорошо, пусть они женятся. Кто помешает девушке забеременеть, а после родов сына порвать горло супругу и стать регентом при малыше?
— Никто. А Рудольф?
— Ты считаешь его преградой? Учти, это я не обаятелен, а вот Лавиния понравится народу. Она как раз… в стиле Рудольфа.
— Думаешь, кто-то рассчитал все еще двадцать лет назад?
— Зачем? Мало ли королей, герцогов, просто богачей? Вампир в семье — это гарантированное обогащение.
— И что мы можем сделать?
— Что угодно. Вплоть до того, что я женюсь на вдове своего кузена.
— Ты серьезно?
Том смотрит такими глазами…
Я фыркаю.
— Ну, дня-то на два — можно. И почему бы полудемону не воспитать четвертьвампира?
Том закатывает глаза.
— Алекс, я тебя боюсь.
— Я страшный, — охотно соглашаюсь я. — Бойся.
— Зараза ты…
Можно было бы поездить по деревням, поискать свидетелей, расспросить… но я подозреваю, что мы и так все угадали правильно. Да и времени нам на это не дают.
Все решилось раньше, чем мы думали. Осознав, что раскрыта, Лавиния переходит в наступление.
* * *
Милорд.
Прошу Вас увидеться со мной в беседке через час после фейерверка.
Нам надо обговорить нечто очень важное, касающееся наших отношений.
Л.
Записку мне приносит Том. А ему передал какой-то слуга. Я пробегаю глазами короткие строчки, презрительно фыркаю.
— Меня идиотом считают?
Том пожимает плечами:
— Полагаю, что да. И потом, девушка старалась…
Я осторожно складываю записку, как было, запечатываю, благо исходную печать почти не нарушил, осторожно обнюхиваю.
Да уж. Духами облила, своими, сладкими… Оно и к лучшему. Конечно, идти я и не собираюсь, но хорошо, что автор записки так легко вычисляем.
— Я тоже… постараюсь. Жди меня.
И выскальзываю в окно.
Самое удобное в нашей комнате — карниз и плющ. Последний так и вовсе оплетает замок от фундаментов до башен.
А по карнизу очень удобно пройти до нужного места, частично спуститься и… вот оно. Окно нужной мне комнаты.
Андрэ сейчас нет в спальне, вообще никого нет, даже слуг или стражников.
Я прицеливаюсь.
Маленький конвертик планирует прямо на кровать, благо та была недалеко от окна. Я усмехаюсь — и лезу обратно.
— Куда ты его дел?
Что бы еще мог спросить Том? Но я не стану ничего скрывать от друга.
— Переадресовал Андрэ.
— Ну да…
Там же ни имени, ни титула, письмо может относиться к кому угодно!
— А что будем делать мы?
— Заляжем в засаде заранее. Еще до фейерверка.
— Я залягу. Тебя-то должны видеть, а кто обратит внимание на меня?
— Нас будет мало. Нужен и кто-то еще…
— Зачем?
— Как независимый свидетель, Томми.
— Свидетель — чего?!
Я закатываю глаза. Иногда приятель едва соображает — но сегодня это было некстати.
— Думаешь, меня приглашают, чтобы угостить бокалом вина?
Том смотрит на меня минуты две, а потом качает головой…
— Алекс…
— Я не стану его убивать. А если он сам нарвется… я тут точно буду ни при чем.
— Это же будет война с Теварром!
— Не первая и не последняя. И что?
— И ничего, — пожимает плечами Том. — Знаешь… мне ведь тоже Рудольфа любить не за что.
Я знаю. Судьба детей казненного отца была бы незавидна. Нищета, голод, смерть… Моя мать спасла и Рика, и его семью, так что у них передо мной был долг жизни.
Впрочем, я не стану требовать его с Тома. Если друг сочтет, что должен уйти, — я отпущу его. С сожалениями, со слезой, но отпущу.
Дружба — это не ошейник или цепь, это единство. А его насильно не добьешься.
