Спал Федор как младенец, с чувством выполненного долга. Утром, после завтрака, на мотоцикл. В сидор грелку бросил и пару банок тушенки. Химик жил более чем скромно, и для него пара армейских банок по четыреста граммов – большое подспорье.
Химик был побрит, на кухонном столе – стакан морковного чая, пара тонких кусочков хлеба.
– Попьете со мной чаю?
– В другой раз, Евграф Матвеевич. Сейчас срочно анализ сделать надо. А это вам.
Федор выложил на стол банки.
– Ну что вы! – замахал руками химик. – Много ли мне, старику, надо?
– Я полагаю, армия и народ вам спасибо должны сказать. Денег я заплатить не могу, нет такой статьи расходов. Но чем могу…
– Тогда едем!
На этот раз химик собрался быстро. Поскольку образец один, то и анализы были выполнены быстро.
– Метанол, – высказал свое мнение химик.
– Вы можете написать заключение?
– Могу, но печати не будет.
– Пусть так.
Химик достал из стола лист бумаги. Причем не чистый лист, а бланк, еще довоенный, вверху типографским способом напечатано: «Калининский институт легкой промышленности. Кафедра химии».
Евграф Матвеевич исписал весь лист, внизу поставил витиеватую подпись и число. Федор принялся читать. Черт ногу сломит! Формулы, описание химической реакции. Но главное – внизу заключение: «Метиловый спирт». И подпись – «профессор Коракулов». Живого профессора в лихие военные годы Федор видел впервые.
– Так вы профессор? – удивился Федор.
– А что, не похоже? – подбоченился Евграф Матвеевич.
– По мне – так академик. Спасибо! Я вас отвезу.
– Вы очень любезны.
Федор на мотоцикле отвез химика домой.
Затем вернулся в казарму.
– Выводите эту гниду! В коляску его!
Федор повез отравителя в НКВД лично. Войдя в здание, попросил дежурного:
– Определи в камеру задержанного. Осадчий у себя?
– У себя.
– Я к нему.
Конвойный увел задержанного. Федор с сидором поднялся на этаж к начальнику, постучал в дверь, получив разрешение войти, выложил из сидора грелку, деньги, справку об освобождении.
– Странный набор предметов, Казанцев. Грелка-то зачем? Заболел?
– В грелке под видом самогона – яд, метиловый спирт. На запах, вкус от настоящего этилового спирта не отличить. Мною задержан отравитель Марычев. На вокзале города Калинина продавал бойцам с проходящих эшелонов отраву под видом самогона. Бойцы уезжали, мертвых в городе нет, все в полках. Вот заключение экспертизы профессора Коракулова. В грелке – метанол.
– Дом обыскивал?
– Не успел, задержал ночью, утром к профессору химии.
– Ладно, мои сделают. Это за сколько же дней ты все раскрутил?
– Четвертый день сегодня.
Осадчий головой покрутил восхищенно.
– А ты знаешь, у меня для тебя есть хорошая новость. За все твои раскрытые группы диверсантов, радистов тебе приказом наркома внутренних дел товарища Берии вручается орден Красной Звезды.
Осадчий вынул из сейфа коробочку с орденом и наградной книжкой к нему. Сам прикрутил орден к гимнастерке.
– Носи с честью! Как говорится, причитается с тебя.
Осадчий вынул из стола бутылку водки, разлил по стаканам, граммов по сто пятьдесят.
– Давай за тебя!
Выпили. Закусывать нечем. Перевели дух.
– Лаврентий Павлович по телефону сказал – ты достоин более высокой награды. Но это оформляется долго. Скажем, орден Ленина через Президиум Верховного Совета, вручается в Москве. А Красной Звезды – по приказу наркома. Быстро и, как говорится, без отрыва от производства. Дальше так действуй. А отравителя допросят, жилье обыщут через пару дней Особое совещание – и к стенке.
Гаденыш!
– Откуда только берутся такие? Не немецкий агент, три месяца как из лагеря освободился. Жрал-пил на казенном довольствии, благодарить должен, что срок маленький получил, три года всего, а он – вредить.
– Да, вредителей и скрытых врагов много, жестче надо, жестче.
Федор вернулся в казарму. Орден на груди командира бойцы заметили сразу. Переговариваться стали, новость обсуждать. Через полчаса в кабинет Федора постучали.
– Войдите!
Вошли командиры взводов.
– Поздравляем, командир! Но так нехорошо. Орден получили – и молчок. А обмывать, по обычаю?
– Для меня самого неожиданно, – смутился Федор. – Не готовился я, но не зажилю.
– А у нас все с собой.
Когда только успели собрать? Водку на стол поставили, немудреную закуску: вареную картошку, хлеб, соленые огурчики, селедку. Из того, что на кухне, – только хлеб и картошка. За малосольными огурцами и селедкой явно пришлось командирам на базар ездить. Молодцы! Федор даже растрогался, оценил. На правах хозяина водку по кружкам разлил. Бутылка на пятерых – как раз фронтовые сто граммов. Все выжидательно уставились на Федора, он взялся за кружку.
– Э, так не пойдет. Орден снять надо, в кружку бросить. Традиция, чтобы не последний был! – загалдели командиры взводов.
Пришлось расстегивать гимнастерку – отвинчивать шайбу, бросать орден в стакан. Потом каждый поздравил. Федор под внимательными взорами выпил, орден зубами поймал. Тогда уже остальные кружки осушили. Орден сразу по рукам пошел. Каждый посмотреть хотел. Крутиков так даже орден к своей гимнастерке приложил, к зеркалу подошел.
– А мне идет!
– Сам заработай!
Орден вернули Федору. Он прикрутил его к гимнастерке, покосился. Выпили еще. Разговоры о положении на фронтах пошли. Это была самая животрепещущая тема. Тем более под Сталинградом положение складывалось тяжелое. Немцы к Волге вышли, обстреливали из пушек, бомбили город с самолетов. Но город держался.
Выпили за будущую Победу, за Сталина. Ни один не усомнился: а будет ли Победа? Трудно, тяжело, многого не хватает, в первую очередь боевой техники. Но шок внезапного нападения сорок первого уже прошел, Москву не сдали, и никто помыслить не мог, что немцам удастся перейти на левый берег Волги.
Сидели допоздна. Служба в роте была отлажена, сержанты свое дело знали, разводили караулы по заставам и постам. Жизнь пошла по накатанной колее…
Прошло два месяца, когда Осадчий вызвал Федора к себе. По голосу чувствовал – раздражен, даже зол. Федор подумал: очередное чрезвычайное происшествие. И оказался неправ.
Осадчий расхаживал по кабинету, курил папиросу.
– Ах ты, тихушник хренов! Ты что мне ничего не сказал?
– А что случилось?
