Николай выудил из-под ели два вещмешка, принес их и открыл один.
– Так… запасные магазины, махорка наша… Слышь, фриц, махорка-то тебе зачем?
– Собаки…
Ага, понятно… Они махоркой след посыпают, чтобы его собаки не взяли.
Николай достал фляжку, свинтил пробку, понюхал.
– Коньяк! Ей-богу, коньяк, причем хороший!
Он сделал глоток, подержал коньяк во рту и проглотил.
– Хлебни, – протянул фляжку Федору.
Федор сделал несколько крупных глотков. Коньяк взбодрит, согреет. А пока они до своих доберутся, запах уже выветрится.
Николай отхлебнул еще, и получилось довольно много.
Федор поймал взгляд немца, которым он смотрел на фляжку – жадный взгляд… А хрен тебе, отпил свое!
Николай продолжил рыться в вещмешке.
– О! Галеты и копченая колбаса! В самый раз! Держи!
Он отломил половину кольца колбасы и протянул ее Федору. Запах от колбасы шел… словами не описать! Федор не ужинал, и есть ему хотелось.
С колбасой и галетами оба офицера расправились быстро.
– Вставайте, фрицы! К лодке!
При посадке в лодку немцев придерживали – все-таки со связанными руками садятся. Лодка раскачивается, неудобно. Бултыхнется за борт, и доставай его потом, мокни…
На этот раз за весла сел Федор. Николай же сидел на корме, приглядывал за немцами.
Федор работал в темпе – хотел согреться, кровь разогнать.
– Левее немного, – скомандовал Николай, – в самый раз к иве получится.
Федор обернулся. Уже рассвело. За ивой был виден их грузовик, боец на берегу.
Лодка с разгона ткнулась носом в песок, на полметра залетев на пологий берег.
Все выбрались из лодки, и боец помог немцам забраться в грузовик.
– Казанцев, я вещмешки немецкие заберу, там ничего секретного нет. Фляжку я с бойцами оприходую, а патроны самим пригодятся.
Федор кивнул.
Уже когда они приехали в город, сам забрал из карманов немцев документы. Перед выходом в рейд, в немецкий тыл, наши разведчики сдавали старшине взвода документы и награды, а немцы все это имели при себе.
– Ну что, Казанцев, будь здоров и не кашляй, как говорится… Думаю, свидимся мы еще…
– Спасибо тебе, Николай, помог с парнями.
– Одно дело делаем, братишка!
Из Одессы Николай, что ли? Словечки употребляет портовые, да и песня про Костю… Надо поинтересоваться при случае.
Федор сразу пошел к начальнику отдела: документы немецкие на стол выложил да рассказал подробно о ходе операции.
– Не без огрехов сработали, но дело сделали. Пиши рапорт и можешь отдыхать. Допрашивать немцев найдем кому, ты же свою работу выполнил. Да, побриться не забудь.
Но Федор первым делом завалился спать. После бессонной ночи голова была тяжелой, во рту сухо, как с похмелья. «Хороший коньяк у немца во фляжке был, сейчас бы пригодился…» С этой мыслью он и уснул.
Проснулся он оттого, что в окно били солнечные лучи. Посмотрел на часы – девять часов. Попытался сообразить, сколько времени он спал, но ничего не смог понять.
Лейтенант Федотов, вошедший в комнату, только покачал головой:
– Ну и здоров ты спать, Казанцев! Экзамен на пожарника сдаешь? Сутки проспал!
Ни фига себе! Но выспался, отдохнул, в теле чувствовалась бодрость. А еще хотелось есть, просто зверски…
Он умылся, побрился. Щетина, даже трехдневная, была жесткой, как стерня, и трещала под лезвием бритвы.
Когда Федор пришел в столовую, завтрак уже закончился, но повара наскребли каши, сверху кинули кусок масла, а в придачу поставили рядом с котелком жестяную кружку с чаем и положили четыре куска сахара. Федор с аппетитом поел. Вот теперь можно жить!
Он поднялся в отдел, пришел к следователям и прочитал протоколы допросов немцев. Оказалось, что этим переходом к местам встречи агентов пользовались уже не раз. Наше упущение, водным объектам мало внимания уделяли! И воспользоваться этим переходам нашим разведчикам нельзя. Немцы, зная об этом уязвимом месте, наверняка там дежурного пулеметчика поставят – прикрыть лазейку. Но и у наших проверенные места были, где немцы недосмотрели, хоть и славились своей педантичностью. Но они под себя мерили… Стоит на карте значок «непроходимое болото» – все, никто из немцев туда не пойдет, и думать будут, что русские сделают так же. Только что русскому хорошо, немцу смерть… И потому переходили по совсем уж гиблым местам, где, как казалось, перейти невозможно.
День Федор наслаждался отдыхом – в его службе такое редко бывало. Пообщался с офицерами, анекдоты послушал. А утром следующего дня посыльный в отдел призвал, под очи начальственные:
– Отдохнул?
– Так точно!
– Тогда дело для тебя. То ли самоубийство, то ли убийство в минометной батарее – утром тело обнаружили. Езжай, разберись. Нужен будет эксперт или помощь – позвонишь. Но, полагаю, справишься.
Уточнив, где располагается батарея, Федор выехал.
Оказалось, тяжелые, 120-миллиметровые, минометы на позиции всего в двух километрах от передовой. И чем ближе он подъезжал, тем явственнее представали перед ним следы войны. Громыхание пушек, сожженные автомашины, пепелища домов…
Батарея располагалась в рощице, где были боевые позиции. Там же вырыли землянки для личного состава.
Как только Федор подъехал, к грузовику подбежал лейтенант.
– Заместитель командира батареи лейтенант Найденов, – доложил он.
– Оперуполномоченный СМЕРШа старший лейтенант Казанцев. – Федор предъявил удостоверение. Дело было серьезным, и на слова полагаться нельзя. – Рассказывайте, лейтенант!
– А что рассказывать? Утром захожу к комбату, а он мертвый. В руке пистолет, в виске – рана…
– Хотите сказать – самоубийство?
– Предположительно так.
– Ведите, посмотрим. Кто-нибудь еще в землянку заходил?
– При мне – нет. Я головою отвечаю, приказал никого не впускать.
– Правильно сделал!
– Вот здесь. – Лейтенант остановился у входа в землянку.
Часовой шагнул в сторону, и Федор распахнул дверь из горбыля. В нос ударил запах крови и алкоголя.
– Лейтенант, комбат частенько выпивал? – поинтересовался Федор.
– Как все, наркомовские сто граммов.
Но со ста граммов такого запаха не будет.
Дверь за собой Федор прикрывать не стал – так в землянке хотя бы что-то видно.
Землянка обычная, таких Федор уже не один десяток видел. Стены обшиты досками, сверху бревенчатый накат. У стены – лежанка, посередине – четыре снарядных ящика вместо стола, еще один ящик на боку лежит, как стул. Чуть в стороне – печь-«буржуйка», рядом с которой обломки все тех же снарядных ящиков. Хоть и лето, а в землянке влажно, сказывается характер местности. Протопишь «буржуйку» – все не так сыро, да и чаек подогреть сгодится.
