– Какая машина конкретно?
– Все! Особенно – наполовину крытая.
– Таких две.
– Мы бы хотели осмотреть.
– Пожалуйста, я провожу.
Остановились у первого грузовика. На брезенте белый круг с красным крестом. У Федора сердце упало. Свидетель – инвалид – о такой примете не говорил. Светлов зажег фонарик, полез под грузовик. Добросовестно осмотрел все колеса, не только переднее левое. Не поленился, осмотрел заднее колесо, латки не было.
– Ведите ко второй.
Пока капитан осматривал колеса, Федор руку на капот положил. Теплый! Машина недавно приехала. Светлов замешкался.
– Прокатить бы грузовик чуть, сантиметров на двадцать-тридцать.
Уперлись в задний борт все трое мужчин. Старшина, Светлов, Федор. Сдвинуть немного удалось. Светлов шепнул:
– Зови автоматчиков, только тихо.
А сам снова под машину. Федор отошел тихонько, потом на бег перешел.
– Бойцы, быстро из машины! Идем тихо, укажу избу – окружите. Помните: стрелять в случае чего только по ногам.
Дубовик сделал попытку выбраться из будки.
– Василий, ты бы остался. Никто в твоей храбрости не сомневается. А зацепят случайно – кто с аппаратом обращаться будет?
Дубовик нехотя послушался. Неудобно ему было. Другие агентов задерживают, а он в тепличных условиях. Вернется с войны, что родне рассказать? А ведь будут расспрашивать.
Федор повел бойцов к подозрительному грузовику. Светлов попусту говорить не будет, значит, узрел особую примету на колесе.
Особист уже подступился к Свиридовой.
– Кто, куда и когда ездил на грузовике?
– В Калинин, за лекарствами, можете путевой лист проверить. У нас с этим строго.
– Кто ездил?
– Рядовой Афонин и сержант Лыкова.
Прямо женское царство!
– Где они?
– В этой избе. Там сержант. А по соседству изба водителей. У нас семь грузовиков, водители вместе спят.
Светлов на ухо Федору прошептал:
– Бери своих бойцов и бери эту Лыкову. А я за водителем.
Ну да, боится сержанта пришибить, как Любу-продавщицу, не иначе.
– За мной, – скомандовал Федор бойцам.
Когда во двор зашли через открытую калитку, показал рукой.
– Сучков, ты здесь, Обухов – на задний двор.
А сам на крыльцо поднялся. Дверь на себя потянул, а она не заперта. В сенях темно, он фонарь включил, зашел на кухню. Запах вареной картошки, еще чего-то съестного. Из кухни две двери, вернее, два дверных проема, прикрыты ситцевыми занавесками.
– Хозяйка!
Из левой комнаты голос:
– Кого принесло?
Ага, женщина в правой комнате. Туда Федор ринулся. На кровати кто-то шевелится. Направил фонарь. Женщина лет тридцати в мужской ночной рубахе. Исподнее штатное выдавалось для мужчин и женщин. У рубашек укорачивали рукава, а кальсоны обрезали, получалось нечто вроде панталон.
– Сержант Лыкова?
– Я.
– Одевайтесь.
– Выйдите или отвернитесь.
Вот уж дудки! Не хватало спину ей подставлять! Выстрелит из штатного револьвера или примет яд.
– И не подумаю. НКВД! Вы задержаны.
Лыкова замерла, потом рука к ремню потянулась, что на спинке кровати висел. А на ремне кобура. Федор прыгнул вперед, ударил сержанта по руке.
– Ай! Вы мне руку сломали! – закричала женщина.
– Двигайтесь медленно. Резкое движение – и я вам шею сверну!
Женщина взялась за гимнастерку.
– Замри!
Федор ощупал каждый шовчик. Не вшита ли ампула с ядом? Бросил гимнастерку женщине.
– Встать! Руки вверх!
Женщина подчинилась. Федор обыскал ее. Сержанту не понравилось.
– Я буду жаловаться. Не имеете права обыскивать. Я женщина!
– Ты сука немецкая! Заткнись. Найду рацию – пальцы переломаю.
Угроза подействовала. Федор обыскал, прощупал юбку, даже в сапоги заглянул. Снаружи хлопнул одиночный пистолетный выстрел. Женщина вздрогнула всем телом.
– Твоего сообщника особист шлепнул, – спокойно сказал Федор.
Блефовал старлей. На душе беспокойно стало, что-то не так пошло. Женщина оделась, обулась.
Федор ремень ее с оружием взял.
– Выходи!
Вывел во двор, приказал бойцу:
– Рыпнется, прострели ей обе ноги.
– Слушаюсь!
И направил автомат на задержанную. Надо обыскать дом, но в первую очередь выяснить: кто и зачем стрелял? Федор рысцой к соседней избе ринулся.
У входа Светлов, правой рукой левую поддерживает. На рукаве темное пятно расплывается.
– Задело?
– Водитель выстрелить успел. Его карабин в пирамиде. Из-под подушки пистолетик выхватил маленький. С ладонь. Один выстрел сделал. А я ему в лоб рукояткой. Мои бойцы уже спеленали, в сенях лежит.
– Товарищ Свиридова! – крикнул Федор. – Ко мне!
Женщина спешно подошла.
– Ваш водитель, который немецким агентом оказался, ранил нашего офицера. Перевяжите, окажите помощь.
– Ой! – чисто по-женски прижала ладони к щекам. – Афонин? Поверить не могу.
И убежала.
– Светлов, ты как? – спросил Федор.
– До свадьбы заживет.
Федор переживал. Пуля могла быть отравленной. И маленький пистолетик мог наделать большой беды.
– Пистолет где?
– Валяется в комнате.
Федор вошел в избу. У стены с поднятыми руками стояли в исподнем водители, перед ними автоматчик Светлова. Пистолет валялся на полу. Федор поднял, выщелкнул магазин. Все пули целы. Он перевел дух. Пули, если они отравлены, имеют надпилы, чтобы ядом пропитались. Пистолет небольшой, на ладони легко умещается. Он сунул его в брючной карман.
– Можете опустить руки, – приказал Федор водителям. – Но пока стоять на месте.
Выскочил во двор. Рядом со Светловым уже хлопотали Свиридова и еще одна женщина в форме. Стянули с особиста гимнастерку, бинтовали руку.
– Вам обязательно в госпиталь надо, – приговаривала молодой лейтенант.
Особист скривился.
– Казанцев, как у тебя?
– Взял, целехонька, под охраной.
– Молодец. Грузовик наперво обыщи.
Первая и самая главная улика в кабине нашлась, за спинкой сиденья. Рация немецкая «SE-82». Сразу отлегло. Радистку взяли, связи агентов с разведцентром нет. А в особом отделе обоих выпотрошат, выйдут на контакты. Радист – лицо в группе важное, но не главное. Должен быть руководитель.
