– Сразу бы так! – подбежал Федор. – Цел бы остался.
Он схватил беглеца за руку, завернул, перевернул на живот. Обыскал, первым делом воротник гимнастерки тщательно прощупал. На обеих голенях агента, чуть выше голенищ сапог, расползались кровавые пятна.
Подбежал боец.
– Подбери его пистолет, вон валяется.
Из рощи на берег выскочили несколько автоматчиков. Видимо, водителя уже захватили или ранили и Быстров направил бойцов на подмогу.
– Давайте сюда! – махнул рукой Федор.
Бойцы перебрались через ручей.
– Берите раненого и к машине. Что с водителем?
– Особист ему ногу прострелил, он отстреливаться стал. Так товарищ командир ему в плечо выстрелил. Обезвредили, у грузовика валяется.
– Быстров цел?
– Цел.
Федор успокоился. Все обошлось без потерь. А то, что агент ранен, не проблема. Главное – допросить их можно. А дальнейшая судьба агентов его не интересовала. В лагерь трибунал определит или к стенке поставят, не его забота. Он свое дело сделал, обезвредил группу.
Водителя и бывшего командира автороты связали, погрузили в кузов.
– Давай домой, в Лихославль, – скомандовал Быстров водителю.
Через час уже к особому отделу подъехали.
Военфельдшер сразу раненых перевязала.
– Как их состояние? – поинтересовался Федор.
– Допрашивать можно, если вас это интересует. А вообще в госпиталь везти надо, оперировать.
– Много чести, – выпалил Быстров.
Сразу начали допрашивать Петракова. Водитель его – второстепенная пешка.
Петраков не упирался, не юлил. Оказалось, командир группы – именно он. Выдал радистку и ее подручного, водителя Афонина. Про Тягунова поведал – из пленных, сам с немцами сотрудничать стал.
Быстров протокол вел. После Петракова, допрос которого два часа шел, стали допрашивать Тягунова. Ничего нового он не сказал. Его увели в камеру.
– Радистку допросить надо, – сказал Федор.
– Передохнем. Куда она теперь денется?
– Согласен. Осадчему в Калинин позвоню.
– Сейчас связь организую.
Начальник горотдела на месте оказался.
– Казанцев беспокоит. Здравия желаю.
– Новости есть?
– Без них не беспокоил бы. Взяли всех: пианистку, руководителя, подручных. При задержании ранили начальника особого отдела капитана Светлова.
– Тяжело?
– В руку, но пуля в кость попала, крови много потерял, он в госпитале.
– А задержанные?
– Ранены двое, но не тяжело. Оказали медицинскую помощь, допросили под протокол.
– Отлично! Поздравляю. Даже раньше срока управились. Доложу Самому, ну ты понял, о ком я. Формальности пусть Быстров завершает. Завтра с Дубовиком возвращайтесь в Калинин.
– Есть!
– Конец связи.
Осадчий отключился. Федор встал, потянулся. Сейчас бы подхарчиться и минуточек шестьсот поспать.
Он вышел из душного кабинета. К зданию особого отдела с треском подкатил мотоцикл с коляской. Из коляски выбрался Светлов. Федор удивился. Капитан в здание вошел, козырнул дежурному, увидел Федора, подошел.
– Ну как?
– Всех взяли, только что двоих с Быстровым допросили.
От капитана попахивало спиртным.
– А Осадчему телефонировал?
– Только что. Сказал, самому Лаврентию Павловичу звонить будет. Пять отведенных суток еще не прошло, а группу взяли.
– Дубовик молодец! Без него не справились бы. Мне бы в отдел такого специалиста!
– Осадчий не отдаст.
– Идем ко мне в кабинет, чего в коридоре торчим.
Уже открыв дверь, Светлов приказал дежурному:
– Организуй ужин на двоих.
– Слушаюсь.
Едва вошли в кабинет, Светлов пропел:
Сегодня праздник у ребят,
Ликует пионерия!
Сегодня в гости к ним придет
Лаврентий Палыч Берия!
Федор замер. Не стоило распевать такие песни.
– Ты чего застыл соляным столбом? Как Ежова сняли и Берия стал во главе НКВД, эту песню по радио крутили, – отмахнулся Светлов.
– Как твоя рука? Я Осадчему сказал – ты ранен, в госпитале.
– А я за госпиталем и числюсь. Справка о ранении есть, все честь по чести. А в отдел на побывку прибыл. Пуля по кости скользнула. Кость цела, а мясо заживет, как на собаке. Давай отметим ликвидацию группы.
– Мне завтра со своими в Калинин возвращаться.
– А мы по чуть! Я в госпитале фляжку спирта выпросил. Немножечко, в лечебных целях.
Ну да, попробовал бы кто-нибудь особисту отказать в его просьбе.
– Тогда уж Быстрова надо позвать и Дубовика. Оба принимали участие в ликвидации.
– Правильная мысль.
Светлов приоткрыл дверь.
– Дежурный! Быстрова и Дубовика ко мне. И ужин на четверых в кабинет.
Светлов был весел. Ранение не было тяжелым, группу агентов взяли, Берии Осадчий уже доложил. Фигуранты в кутузке сидят, никуда не денутся. А завтра их приговорят или послезавтра, не суть важно.
Оба офицера буквально примчались в пару минут, думали – нечто экстренное.
– Товарищи командиры, предлагаю выпить за знакомство, за сотрудничество плодотворное. Давили гадов и будем давить!
И разлил по кружкам спирт. Обычно спирт разбавляют водой или на столе кружка с водой есть – запить. И правила другие. Выдохнул, выпил спирт, запил водой, причем не дыша. Иначе слизистую обожжешь. Светлов калач тертый. А Дубовик спирт не пил никогда, да и не предупредил его никто, что во фляжке не водка.
Дубовик после тоста первым выпил, вдохнул, а дыхание перехватило. Глаза выпучил, по щекам слезы потекли, кашлять стал. Федор по спине кулаком ему постучал, в его же кружку пустую из графина воды плеснул.
– Быстро запей!
Дубовик воды попил, через пару минут дух перевел.
– Что это было? – поинтересовался он.
– Спирт. Чистый, медицинский. Не пил никогда?
Дубовик помотал головой. Наряд с кухни, два бойца, принесли котелки с ужином, хлеб. Чайник уже закипал на керосинке. Светлов вышел на пару минут, вернулся с бумажным пакетом, вытащил кольцо полукопченой колбасы, то ли одесская, то ли краковская. Закуска по военным меркам просто мировая. Федор за время войны ее видел второй раз. Появление колбасы все встретили радостными возгласами.
Светлов финкой покромсал колбасу. Присутствующие, пока не остыла каша с мясом, взялись за ложки. Днем перекусить не удалось, и все были голодны. Когда котелки опустели, Светлов снова налил спирта в кружки.
