Что-то явно не так. Никогда раньше он не разговаривал со мной таким унылым, безжизненным голосом. Должно было произойти действительно что-то нехорошее, раз это так сказалось на Гарри.
Минди так и подмывает расспросить меня, но она тактично отмалчивается. На её простецком лице так и лучится желание помочь, что-то посоветовать, но она не может.
Предчувствие беды повисло в тесном цветочном магазинчике. С каждой секундой оно становится ощутимее, чем ароматы тысяч цветов.
– Ты точно справишься одна? – неуверенно переспросила я, глядя точно в глаза рыжей подруги.
– Конечно, клиентов почти нет, работать практически не приходится. Иди.
– Ну, если ты уверена…
– Так, Катарина! – на полтона строже, чем требовалось, сказала Минди, скрестив руки, – Не надо бояться и цепляться за пустые поводы игнорировать встречу! Гарри ждёт!
Она, конечно же, права. Но ей-то рассуждать легко: сейчас она не напугана, не нервничает, её голова осталась холодной. Меня же всю колотит…
– Да, ладно, – благодарно кивнула я и принялась собираться, – Теперь я у тебя в долгу!
– Забудь ты про эти долги. Их и так на тебе не пересчитать…
Я уже не слушаю подругу. Пришлось немало пометаться по магазину, чтобы собрать раскиданные по углам вещи и сумку. Похожа на ошпаренную фурию – ношусь так быстро, что все цветы размазались одним пёстрым пятном. Стало совсем страшно: в голове уже кружатся самые разные догадки. Одна хуже другой…
Толкнув дверь рукой, я на ходу попрощалась с Минди и рванула со всех ног к дороге. Вытянув вперёд руку, я остановила проезжающее мимо такси. Водитель тронулся, стоило мне сбивчиво пролепетать адрес.
Кафе «Вереск», что находится на Горнстрабе, в северо-западной части города. Главная улица в тихом и скромном районе Данкелбурга. Раньше эта улица была крупной торговой тропой, ведущей к небольшой ярмарке. Но это было целых шесть веков назад.
Сейчас кругом громадные серые небоскрёбы, раскидывающие во все стороны густые чёрные тени. Конечно, здания здесь не такие высокие, как в центре, но даже они ужасают меня…
Всевозможных офисов и банков здесь нет – большинство зданий представляют собой либо жилые дома, либо маленькие магазинчики и кафе, а также музеи и галереи. Северо-запад – центр искусства и культуры в Данкелбурге. Разумеется, и того, и другого в городе немного, но некоторые стараются.
Театров здесь, конечно, мало, да и самый крупный из них всё равно расположен в центре.
Кто-то говорит, что здесь много туристов. Это не так. В сравнении со всеми прочими частями Данкелбурга – да, но в этом сером городе, просто-таки выпячивающим свою отталкивающую мерзостность, просто не может быть много туристов по определению. Сюда тянет не так много людей…
Зато здесь очень много мостов! Громадные, горбатые исполины, тянущиеся над быстрой рекой Истиль. По ним ежедневно проезжают тысячи машин, проходят десятки тысяч людей, даже, наверно, не замечая их привлекательности.
Особенно мне нравится Белый мост. Стройные опоры-колонны уходят вниз и теряются на дне вечно ледяной реки. Громадные перила, десятки изящных фонарей освещают белые пролёты, огороженные дорожки для пешеходов и просторную проезжую часть. Этот мост нравился бы мне до безумия, если б не его кровавая слава…
Семь из десяти самоубийц, которые кончают жизнь прыжком с моста, делают это именно с Белого. Городская мафия топит людей именно здесь, нарядив в бетонные ботинки. Ужас! Порой, если немного скосить взгляд, можно увидеть кровавые пятна на светлом камне…
С преступностью в северо-западном районе дела обстоят совсем неплохо: сумасшедших маньяков и безумных уличных банд, как на юге, нет, равно как и вездесущих бандитов и мафиози с востока и центра, здесь нет бескрайних стад агрессивных готов и ненормальных хиппи, здесь нет этих поджигателей-последователей Томаса.
Здесь тихо. Здесь спокойно.
В то время как остальные районы погрязают в преступности, задыхаются от нищих или диких эмигрантов, привезших в Данкелбург свои варварские традиции, пока другие части города наводняются проститутками, наркоманами и алкоголиками, пока всюду процветает коррупция, распространяются субкультуры, фантомы и мистики, северо-запад кажется мне последним оплотом нравственности и безмятежности.
Даже во время Недели Долгой Ночи эта часть города кажется не такой жуткой и гадкой.
Не такой печальной…
Горнстрабе весь усеян достопримечательностями, которые почти не выделяются на фоне шикарных жилых домов. Единственным исключением является церковь Ройзель Маврюш – колоссальное белое здание как раз напротив кафе «Вереск». Этой церкви уже больше пятисот лет, и держится она лишь на частых реставрациях.
Светлый купол устремляется к чёрному небу, затянутому тучами, как заплатками. Двустворчатые трёхметровые двери круглосуточно впускают верующих, тянущихся в это святое место.
Ройзель Маврюш. Как-то это переводится… ладонь помощи или что-то в этом роде. Центр прощения грехов. Одного его не хватит, чтобы очистить этот грязный душой город.
Время только около половины третьего, но так темно… Никак не привыкну к этой причудливой аномалии… Я жду Гарри – он совсем не торопится… Становится ещё тяжелее – на душе словно вырастает гноящийся бубон, зловонный, источающий ядовитые испарения…
Предчувствие чего-то плохого не покидает меня. Почему же он так странно говорил? У него возникли серьёзные неприятности?
Причём, что бы ни случилось, это касается нас обоих, иначе бы он не стал впутывать меня в свои проблемы – я его знаю, он всё решил бы сам! Значит, всё же это относится и ко мне… какую-то болезнь у себя нашёл? Собирается уехать из города? Что ещё?
Собирается бросить меня?
Господи, что могло произойти? Что творится сейчас в голове моего Гарри? Что творится в его жизни?
Я сижу за столиком так, чтобы хорошо видеть дверь и улицу через громадные окна. В зале царит лёгкий успокаивающий полумрак, сейчас совсем мало посетителей. Очень тихо.
Из причёски снова выбился непослушный локон. Густые тёмные волосы я укладываю безо всяких проблем, легко завиваю и выпрямляю, делаю из них всевозможные причёски. Однако всю жизнь приходится бороться всего с одной прядкой. Чёрный локон, напоминая о своей индивидуальности, нередко бросается прямо в глаза, вьётся, загораживая половину взора… Вечно он так…
Приходится раз за разом убирать его с глаз. Привычным движением я загоняю локон к остальным, запираю его в пределах своей причёски, чтобы вновь увидеть, как он высвобождается спустя время…
Да где же Гарри? Почему так долго?
В стороне, на небольшой сцене Асилур играет джаз. Его саксофон издаёт грустные мелодии, звонкие, пронзающие насквозь витиеватой красивой структурой, но вгоняющие в меланхолию. Двухметровое создание слегка покачивается в такт собственной музыки, притоптывая обутой в смешной ботинок ногой.
