Анна поднесла руку к горлу.
– И то верно… так что ж теперь, Сонюшка?
– Сиди покамест с тестем, как оправится, там и думать будем. Но ты учти, что свадьбу будем играть широко и весело. Как говорится, не можешь спрятать – клади на видное место.
Софья поцеловала тетку и вышла вон. Хоть обдумать что и как… ага, размечталась! Не Кремль, а двор постоялый, проходной и провозной!
– Соня! – Тетка Татьяна.
– Все в порядке?
Тетка выглядела спокойной и довольной:
– Народ слушает Аввакума.
– И долго еще он будет метать бисер перед свиньями?
– Стыдить он их еще долго будет. А вот устыдятся ли…
– Если что – поможем. Тетя, на тебе весь этот бабский зверинец.
– Соня?
– Любава сейчас всем этим заниматься не сможет. Она в тягости, к тому же нерешительна, сама знаешь. А вот ты можешь всем объяснить, кто тут главный. Занимайся. Вся женская часть Кремля на тебе.
– А ты?
– А на мне будет мужская часть.
– Соня! Ты с ума сошла?! Это же…
– Попрание всех традиций. Размазывание моей репутации. Да и как еще меня слушаться будут. Знаю. А кто еще? Мальчишки, что ли? Феденька с Ванечкой?
Татьяна прикусила губу. А ведь и верно.
Некому. Сопливы еще племянники. Как ни странно признавать, но только у Софьи хватит и сил, и решимости, и… ведь по трупам пойдет, коли надобно. А и… пусть пойдет! С Татьяны хватило ночного боя. Куда только и милосердие делось?
– Справишься?
Софья усмехнулась. Зло и насмешливо.
– До Алешкиного возвращения. А там пусть сам разбирается, ежели кого успеет помиловать.
Это она уже решила. Пусть она будет плохой, а Алексей – добрым и хорошим. У нас же вечно так! Человек может быть хорошим только при сравнении. А сама Софья может продержаться до осени, только если будет рубить головы направо и налево. И – продержится.
– Вернулись бы, – отвечая ее мыслям, вздохнула Татьяна.
Софья сделала два шага вперед.
– Тетя, – попросила почти шепотом, только чтобы Татьяна слышала. – Отпиши Степану. Расскажи о ситуации, я тоже Алешке отпишу, надо будет, как Степан приедет, замуж тебя выдавать. Жизнь не кончается, а тебе семья нужна, дети, дом свой…
Татьяна запунцовела так, что алым даже по шее метнулось.
– Сонюшка…
– Отпиши, тетя. И начинай гонять всю эту бабью свору. Будет что вспомнить замужней женщиной.
Татьяна усмехнулась:
– Ох и лиса ты…
А Софья того и добивалась. Скорбеть не время – потом поплачем. Жизнь продолжается, и ей не плакальщица над братом нужна, а союзница. Что и получится в результате.
Софья подмигнула тетушке и решительно направилась распоряжаться насчет похорон.
* * *
Анфим Севастьянович смотрел на крепость Кинбурн.
Да, высокая. Но…
Пушечный выстрел в качестве «здравствуйте, к вам гости» вполне подошел. Ядро громыхнуло в стену. По ней забегали, засуетились. Можно бы вступить в бой. Сделать насыпи, размолоть стены в труху.
Можно. Только – не стоит.
Кинбурн слишком близко к планируемой границе. Эта крепость им самим нужна как русский форпост. И гарнизон тут будет значительный. Ее укреплять, а не разрушать надо.
Так что пришлось поднимать белый флаг для переговоров и ехать поближе к стене.
Там парламентеров заметили и тоже махнули белым полотнищем – мол, давайте поговорим. Не прошло и получаса, как на стене появился турок.
Ферхад-паша, комендант Кинбурна.
Хитрово смотрел на него с безразличием опытного мясника, разглядывающего сотого барана. Резать? Пустить на племя? Нагулять жирок?
Кажется, турок это почувствовал. По полному, лунообразному лицу под чалмой струился пот.
– Почь…чем пожаль…
Кажется, это было «почто пожаловали?». Ну-ну…
Анфим Севастьянович кивнул толмачу. Кстати – одному из царевичевых воспитанников, именем Филимон. Мальчишка открыл рот и разразился длинным приветствием, которое сам Анфим понял с седьмого на десятое. Кажется, паренек восторгался храбростью и удалью паши, желал ему всего самого наилучшего и призывал на него и его семью благословение пророка. Как-то так. С другой стороны – война ведь не повод хамить противнику?
Паша, чуть пришедший в себя после приветствия, тоже открыл рот. И тоже выдал ответную речь не короче. Минут десять они просто переговаривались, обмениваясь любезностями. Воин не торопил парня. Пусть так, если принято…
Но наконец они перешли и к делу. И паша поинтересовался, что привело храбрых русских воинов под стены его ничтожной крепости.
Юноша перевел это боярину – и мужчина кивнул:
– Скажи, что мы пришли с войной. И предлагаем ему почетную сдачу. Мы выпустим его со всеми людьми – и пусть уходит в Очаков. Мы можем взять Кинбурн. Но нам не хочется сначала рушить, а потом восстанавливать крепость и зазря класть людей. Я знаю, их тут тысячи полторы. Нас же более пяти тысяч. Они погибнут без чести и смысла.
Филимон послушно перевел туркам сие рассуждение. Паша задумался – и принялся что-то говорить.
– Не соглашается.
– А ты еще раз скажи, что мы их перебьем.
Филимон кивнул. Торговаться его учить не надо было. Уже обучили. Причем – по самому жесткому методу. Голландскому. Так что следующие полчаса под стенами крепости шли переговоры. Турок сначала сомневался, что крепость возьмут, потом прекратил юлить и согласился, что – да, сопротивляться глупо.
Но где гарантии?
Честное слово Анфима Севастьяновича убеждало мало – турки пока с ним не сталкивались настолько тесно. Хотя лгать мужчина не собирался.
Пусть оставляют крепость и уходят с тем, что могут утащить на себе.
Казна? Пес с ней.
Рабы? Вот рабов извольте оставить. Мы, православные, в этот поход и пошли, чтобы их освободить.
Лошади? А к чему вам там лошади? Да и не ваше это, скорее татарское. Так ведь? Вот, а какое вам, паша, дело до татар? Вас еще и похвалят за сохранение гарнизона.
Паша в принципе соглашался с этим. И, поломавшись, все-таки согласился сдать Кинбурн.
Анфим Севастьянович довольно кивнул:
– Молодец, Филимон.
Парень довольно усмехнулся. Ну да. Сначала турок требовал, чтобы их не просто выпустили из крепости, но сделали это со всеми рабами, пушками, казной, и вообще – чуть ли не на руках донесли до Очакова. В отместку ему парень требовал, чтобы турки оставили в крепости все. Разве что кроме нательного белья – а то стирать его неохота. И шли сами пешочком… к Очакову. Сошлись на вполне приличном варианте – и со следующего утра началась сдача крепости.
