Лучше поделиться со львом, чем вырывать объедки из рук шакалов.
К тому же… а кто еще, если не Людовик?
Свою выгоду получат и французский правитель – и Русь. А то, что Алексей Алексеевич пока только дофин – ну… все мы смертны. Рано или поздно, так или иначе – Алексей Михайлович умрет и царевич сядет на трон. Почему бы не начать дружить заранее?
При этом впрямую ничего написано не было. Не упоминалось почти никаких имен, ничего не говорилось открытым текстом…
Попади такое письмо в руки даже штатгальтеру – он бы хоть и прогневался, но… это ж не наем ката?
Последнее предстояло сделать Людовику. И… почему бы нет?
Идеи были высказаны здравые. Так что спишемся, поторгуемся и… согласимся?
Людовик пока еще не принял однозначного решения, но склонялся к положительному ответу. Надо, надо соглашаться.
И верно – ни к чему ему талантливый соперник. Ни на континенте, ни через пролив. Да и русский дофин не глуп. Отправь он письмо обычным порядком, всем бы стало известно. Но он написал господину Кольберу.
Неглупый мальчик…
* * *
– Садись, сынок.
Алексей Михайлович с явным удовольствием глядел на здорового улыбающегося мальчишку.
А ведь отличный парень вырос! Всем бы таких! Умный, ловкий, серьезный, самостоятельный, не трусливый – что тоже для государя важно…
– Как здоровье, батюшка? Как дела?
– Неплохо. Не могу пожаловаться. Разве что тебя редко вижу…
– Так я постоянно то в Дьяково, то еще где. Зато младшие пока при тебе. Как Володька?
– Растет, улыбается…
– А хороший у меня братик получился?
– Очень. И Любава второго ждет.
– Батюшка, да ты что?! Радость-то какая!
Алексей обрадовался так искренне, что царь даже вздохнул. Вот ведь… злые языки, наветники, все бы им яд сцеживать. Нашептывают, наушничают… а мальчишка просто рад…
– Чем более Романовых, тем власть наша крепче, – словно прочитал мысли отца Алексей. – Опять же, мало ли что с кем случится…
– И думать о таком не смей!
Алексей Михайлович перекрестился. Сын пожал плечами.
– Тятенька, так ведь на войну идем, не на прогулку…
– Знаю, сынок. Эх, и оглянуться не успеваешь, а вы уже взрослые…
– Да вот… Батюшка, а что, ежели нам еще кого из сестренок замуж выдать?
– Уж не Сонюшку ли?
В ответ на отцовскую улыбку Алексей замотал головой не хуже норовистой лошади.
– Вот уж нет! В Швеции у нас сейчас Карл, в Курляндии – Фридрих, и оба холосты.
– Не согласятся шведы, враги мы с ними.
– А датчане? Там сейчас Христиан, у него только-только сын родился. Коли Любаша дочку нам подарит, так лучшего бы и пожелать нельзя?
Хм-м…
Алексей Михайлович серьезно задумался над этим вопросом. А почему бы нет?
Чай, король, не герцог, что и было высказано. Алексей только плечами пожал.
– Батюшка, король ли, герцог ли… был бы человек умный да надежный. А как его должность называется – то шелуха от семечек.
– Да и кого мы за Фридриха выдать можем? Ежели Софью ты не отдашь?
– Так Катюшку! Он ее на восемь лет старше, самое оно!
– А не Дуняшу?
– Тятенька, ты Дуняшу сам видел. Ее еще воспитывать и воспитывать, чтобы не позорила страну, да нужное нам проводила…
– Ишь ты, как размышляешь…
– Так что делать, тятенька? Глупый друг опаснее умного врага.
– Ладно. Скажи Афанасию, пусть письма пишет…
Алексей кивнул. Кому и поручить, как не Ордину-Нащокину. Умен, предан, обхождение знает – чего еще надобно?
– Сделаю, батюшка.
Алексей был доволен. Да, дома дочек замуж выдать не за кого. А вот за границу…
Ну и что, что иноверцы?
Муж да спасется женою своей – это раз.
В своем бардаке разгребитесь, прежде чем других учить – это два.
И вообще, одну уже выдали, остальных легче будет. Это – три.
* * *
– Пан Лянцкоронский! Проше пана…
– Ежи!!!
Возмущенный возглас Иеронима дал понять пану Володыевскому, что церемонии можно не разводить, и Ежи радушно улыбнулся.
– Как я рад тебя видеть!
– И я тебя, дружище!
Мужчины скрепили радость встречи крепким рукопожатием.
– Царевич вас позднее ждал…
– Но тебя ж выслал навстречу?
– Ну, так то ж святое. Вы по чужой земле идете, мало ли какие здесь люди… вот, чтоб вас ненароком не обидели…
Подтекст был ясен обоим мужчинам. Обидишь две сотни поляков, как же! А вот чтобы они какой дури не учинили и не началась опять распря и был послан пан Володыевский с небольшим – тоже сотни две – отрядом. Встретить, сопроводить со всем почетом… а кому еще можно такое доверить?
Так что вскоре оба пана ехали рядом во главе войска, а Ежи рассказывал о своем житье-бытье:
– …приняли, как родного. Поселили нас с Басей пока в Дьяково, покои отвели в тереме, но рядом нам свой дом строится. Да и на Москве так же.
– Ты так и возвращаться не захочешь…
Ежи пожал плечами.
– Бушуют Езерковские?
– Не то слово!
Узнав о заточении Кристины в монастырь, Езерковские кинулись в Краков и упали королю в ноги. Умолять.
Еще бы, куда это годится?! Племянницу, красавицу, умницу, практически «черную вдову» вдруг от родного мужа отрывают. Да еще так цинично – чуть ли не по обвинению в государственной измене. А к тому ж…
Теряется все ее состояние. Раньше-то Кристина все тащила в семью, все для Езерковских, а сейчас она в монастыре, деньги и земли у ее мужа, а тот уж и вовсе на другой женился! Да на ком!
Пригрели змею на груди!!!
Конечно, паны взбесились. И сам дядюшка Кристины, и его многочисленная родня – племянники и племянницы. Как же, дохода лишили!
И будь Ежи в Кракове – не вылезать бы ему из дуэлей. Да и шляхта заволновалась. Ей-ей, останься Володыевские в Польше – затравили б и его, и Басеньку. Но это ж в Польше!
А ехать в Москву, на суровую русскую землю, ради того, чтобы вызвать Ежи на дуэль… Э, нет. Так далеко удаль Езерковских не простиралась. Да и король ответил весьма резко и жестко.
Сообщил, что все решения были приняты паном Володыевским с его высочайшего соизволения. И вообще пан Володыевский – народный герой. Он Каменец защищал от поганых захватчиков.
