– У него всегда срочно, если верить твоим рассказам.
Шамбайя нежно помассировала лицо мужа, чтобы расслабить его.
– Жак, я так мечтала посетить твое племя и места твоего детства. Уверена, Париж – премилая деревня.
Часть третья. Искусный онейронавт
59
Аэропорт Руасси – Шарль де-Голль. Три часа утра.
Икар был крайне внимателен к малейшим деталям этого неведомого ему мира. Ночные огни, которые он увидел из иллюминатора самолета, показались ему предвестниками невероятного мира.
Едва семейство уселось в такси, как Икар тут же принялся фотографировать машины, словно они были дикими животными.
Шамбайя попросила Жака открыть окно и жадно втягивала в себя воздух. Казалось, асфальтовые испарения, выхлопные газы и другие запахи города рассказывали ей о чем-то невероятно интересном.
Через полчаса такси остановилось у дома на Монмартре. Шофер помог им достать чемоданы из багажника. Икар без устали фотографировал фасады домов и деревья, подсвеченные уличными фонарями.
Шамбайя наступила на собачьи экскременты, и Жаку пришлось объяснить ей, что почва здесь ничего не впитывает, а собаки испражняются где попало.
Икар заметил, что фекалии видны повсюду, что не соответствовало его представлениям о чистом западном мире.
Жак с ностальгией смотрел на дом, в котором прошла его юность. Втиснувшись в лифт, семейство поднялось на седьмой этаж.
Открыв дверь квартиры сохранившимся у него ключом, Жак удивился: в квартире не только отсутствовала пыль, но еще и повсюду была разбросана женская одежда. Еще больше его поразило наличие в шкафу мужских рубашек и костюма. О присутствии мужчины говорили и другие вещи.
– Что будем делать, папа? – вернул его в реальность Икар.
– Ставьте чемоданы и устраивайтесь. Я покажу вам комнаты.
На самом деле Жак был обеспокоен. Пепельница в гостиной была полна окурков. Постель в комнате его матери разобрана и смята.
– Жак, все в порядке? – спросила Шамбайя.
На кухне Жак обнаружил остатки еды. Ему вспомнилась ночь, когда он застал мать, с которой случился приступ сомнамбулизма, за приготовлением сэндвичей из DVD-дисков. Он уже не сомневался, совсем недавно она была здесь.
И тут Жака осенило. Он вернулся назад в гостиную, где было приоткрыто окно, и увидел маму, идущую по крыше. Совершенно голую. С вилкой в руке.
– Нееееет!
Он вспомнил о том, что лунатика нельзя будить. Но его мать на крыше подвергалась реальной опасности.
Подошла Шамбайя. Икар, не теряя времени, приступил к фотосъемке.
– Это моя бабушка там, на крыше? – спросил он бодрым голосом.
– Что делать? – запаниковал Жак.
– На острове у нее тоже случались приступы. Я думала, ты в курсе.
– Она на высоте двадцати метров от земли! Что делать, Шамбайя? Помоги мне!
– У тебя нет выбора, ты должен туда пойти. На крышу.
Было около четырех часов утра. Жак сделал несколько глубоких вздохов, вылез в окно и начал продвигаться к своей матери. Он старался не смотреть вниз, борясь с головокружением. Окна соседних домов были темны, так что единственными свидетелями происходящего были птицы и кошки.
Вдруг он понял, почему его мать с такой настойчивостью стремилась открыть шестую стадию сна.
С ней все чаще стали случаться приступы, и она думала, что благодаря шестой стадии справится с ними.
Каролина приближалась к краю, но Жак, к счастью, шел быстрее матери.
На секунду им овладело сомнение.
Часто ли она бывает в таком состоянии? Если да, то она может спокойно вернуться обратно, а мое вмешательство способно навредить ей.
Ему не за что было схватиться, и он пожалел, что не слишком дружил со спортом все эти годы. Оставалось сделать еще несколько шагов. Он заметил, что мама крепко сжимает вилку в руке.
Как она это называла? «Пищевая бессонница». Из-за нее-то мама и полнела. По ночам она пичкала себя всем, что попадалось под руку.
Расстояние между ними постепенно сокращалось. Жак оглянулся и увидел, что Икар по-прежнему снимает происходящее на камеру.
Дурачок… Нужно будет объяснить ему, что не следует щелкать все подряд.
Он был скован страхом, и этот страх был похлеще ночных кошмаров.
Мама, держись! Я уже рядом.
Сланцевая кровля тускло поблескивала в лунном свете, и достаточно было одной плохо закрепленной плитки, чтобы его мать рухнула вниз.
Аккуратно ступая, Жак не торопился нагнать мать. Он не знал, что делать. Если мама не остановится, то она дойдет до края крыши и сорвется вниз. А если он окликнет ее, она может вздрогнуть и потерять равновесие.
Вдруг одна из плиток оторвалась, нога соскользнула, и Жак Кляйн покатился по наклонной крыше.
Не упал он только потому, что рефлекторно ухватился за водосточную трубу, и теперь его ноги болтались в воздухе. Он попытался подтянуться, чтобы залезть обратно на крышу, но железо со скрежетом гнулось под тяжестью его веса.
Он зажмурился.
Я сплю и сейчас проснусь.
Я хочу проснуться…
Я хочу проснуться!
Он прокусил язык до крови и открыл глаза.
Ничего не изменилось.
Его ноги все так же болтались, руки налились болью, водосточная труба продолжала кривиться, а его мать, совершенно голая, приближалась к краю крыши, размахивая вилкой.
Я просто ненавижу реальность.
– Мама! – вырвалось у Жака.
Каролина Кляйн замерла. Ее зрачки сузились, она часто-часто заморгала, обернулась на голос, позвавший ее, и увидела сына, цеплявшегося за согнутую водосточную трубу. В эту минуту она осознала, что полностью обнажена и держит вилку в правой руке. Ее лицо исказилось, и она, потеряв равновесие, стала медленно скользить вниз, не имея возможности за что-либо зацепиться.
О, нет! Только не это! Только не сейчас!
Казалось, этот кошмар никогда не кончится. В приступе ярости Жак сумел взобраться на крышу и в последний момент перед падением ухватить мать за запястье:
– Мама!
– Жак!
– Мама, я спасу тебя!
Он попытался затащить ее наверх, но она была слишком тяжелой, кроме того, вспотевшая ладонь не могла крепко удерживать ее руку.
– Мама!
Внезапно лицо Каролины Кляйн разгладилось – она обрела спокойствие, не соответствовавшее ситуации.
– Теперь ты должен продолжить мое дело. Найти шестую стадию сна, – сказала она, глядя в глаза сыну.
