— А ты никак не можешь…?
— Мог бы — помог бы. Но я некромант а не ищейка.
— Но ведь нечисть же в вашем ведении…
— А трущобы в твоем. Ты можешь найти там конкретную крысу с рваным ухом?
— Все так сложно?
— Понимаешь, найти‑то можно, но нужно хоть что‑то. След, аура…
— Мертвец?
— Нет. Если бы ее кровь, или одежда на худой конец, или что‑то… короля тоже она?
— А кому еще это под силу, кроме нечисти?
— Не знаю. Мне важно было сестру обезопасить.
— Это — обещаю. Сам позабочусь, если что. Слушай, а откуда эта вампирская дрянь могла взяться?
— Откуда угодно. Призвали, приехала, отродясь здесь жила…
— Поищем…
— Кстати, не факт, что она блондинка.
— Тьфу ты! Точно, бабы ж! Маскарад!
— Парики достать несложно, сам понимаешь, — после второго бокала мы как‑то стихийно переходим на 'ты'. — Так что стоит принимать в расчет рост, глаза, возможно, непереносимость серебра.
— А у вампиров бывают когти?
— Не у всех, но — да.
— Какие?
Усмехаюсь и рисую на листе бумаги свой коготь. Почему нет? Линтор изучает его со всех сторон.
— А похоже…
— На что?
— Короля убили когтями. Просто горло порвали.
— Кровь не пили?
— Э… теперь не узнаешь.
— Поговори со слугами? Может, те что заметили? Вампир не удержался бы…
— Алекс, а ты не хочешь пойти ко мне в службу? Консультантом?
— Извини… но мой дом не здесь. Уезжать надо, сам понимаешь.
Это Линтор понимает. Вздыхает. И предлагает еще выпить по одной. Так что утром я появляюсь на пороге доме тетушки Меди, изрядно нарезавшись и в сопровождении городской стражи, честь честью.
Линтор под конец обещал мне поговорить с канцлером. Конечно, никто сейчас розыском Иннис заниматься не будет, но он обязательно доложит. И о подозрениях по поводу Рифара — тоже, я ведь не утаил. Сказал, что я, как есть, некромант, почувствовал рядом сильнейшего демона. На земле Моралесов.
Справиться с ним?
Линтор, ты что! Меня б на вермишель перемотали. Там такая тварь, что она полгорода на когте вертела, а один сопливый некромант ей вообще на обед мал окажется! А потому я спешно увез сестру, понимая, что защитить ее не смогу, но и не отдавать же всякой нечисти своих родных?
Линтор почесывает в затылке и клятвенно мне обещает сообщить в Храм. Пусть занимаются! А то ж нет? Источник… а он его раскрывать не будет! Клятву дает!
Так что я доволен и счастлив.
Ненадолго.
Открывшая мне дверь Иннис буквально бросается на шею.
— Алекс! Как хорошо, что ты пришел!
— Что случилось?
— Тут тетушка Меди…
— Что с ней?
— С ней‑то все в порядке, а вот ее дочь…
Я мгновенно успокаиваюсь. На дочь мне начихать. Два раза. Жаль, что Иннис этого не понимает, потому что меня за руку тянут в гостинную.
— Алекс, послушай!
Слушаю, слушаю, куда ж я денусь? Но ворчу я больше по привычке. Все‑таки Иннис — замечательная девушка.
На диванчике, уткнувшись лицом в юбку тетушки Меди, ревет какая‑то долговязая швабра. Ладно, будем вежливы. Долговязое страшилище.
Может, когда‑то эта девушка и была хорошенькой, но сейчас о лице ничего сказать нельзя — оно заплакано и распухло, волосы надежно прячутся пол тряпичным ведром типа чепчик, а фигуру скрывает платье, которое пугалу впору. И только пугалу.
Что‑то серое, бурое, бесформенное… интересно, почему тетушка Меди такое допускает? Она‑то выглядит и введет себя, как человек?
М — да…
Печальные глаза тетушки царапают по сердцу. Жалко ее…
— Что тут происходит?
— Мама! Молчи! Я тебе запрещаю!
Истеричный визг девицы царапает не хуже, но по нервам. Не церемонясь, поднимаю ее с дивана за шкирку — и отвешиваю затрещину. Аж звон пошел.
— Тебя кто‑то спрашивал?
Девица набирает воздуха в грудь, но вторая затрещина обрывает ее на полуслове.
— Молчать, сука!
Иннис крепко держит за руку тетушку Меди, но та что‑то не рвется на помощь своему чадушку. Ее эта дура тоже достала?
— Я. Тебя. Не. Спрашивал. Сиди и молчи.
И швыряю девчонку на диван. Сам опускаюсь рядом с тетушкой Меди.
— Вы в порядке?
— Я‑то да, а вот Тиррима…
— Ваша дочка? Явно в отца пошла, — резюмирую я.
Тетушка Меди смотрит умоляюще.
— Алекс…
— Да понял я, понял. Данная леди является образин… образцом красоты, кротости и ума. И пусть только кто‑то что‑то вякнет против. Так что случилось?
Ответ я получаю немедленно.
В дом вламывается, иного слова и я не подберу, какое‑то холопье чмо! Нет, не надо говорить мне, что я предвзят! Вот сами посмотрите! На две головы выше меня, лицо не обезображено умом, фигура удачно дополняется здоровущим брюхом, ряса вся в каких‑то пятнах и запах, как от скотного двора. И?
— Римка! Домой!
Тиррима что‑то вякает, но тут уж начинаю злиться я. Если до этой минуты я все‑таки больше развлекался, то теперь…
Делаю шаг вперед.
— Эт‑то что еще такое? Кто разрешил борова в дом пускать? А ну пошел отсюда, свиномордие!
Холоп Светлого Святого настолько удивлен, что на миг застывает столбом. А потом с ревом, достойным упомянутого животного, бросается на меня. И закономерно получает свое.
А именно — подножку, захват, и транспортировку до ближайшей стены. В которую и врезается головой так, что с комода падает статуэтка.
М — да. Хорошо, что голова — это кость, ей не больно. А был бы мозг — было бы сотрясение.
— Муся!
Это оно — Муся!?
И чего эта дурочка так визжит? Впрочем, понятно — чего. Иннис перехватила ее на броске, аккурат за длинную косу и как следует дернула обратно. Больно, наверное. Тушка валяется у стены и трясет головой. И как его теперь? Наклоняюсь и больно заламываю руку. Не тащить же?
Сам пойдет.
Через пять минут соседи тетушки Меди наблюдают поразительную картину. Из дома тетушки вылетает холоп Светлого, пробегает еще метров пять до ближайшего забора, врезается головой еще и в него — и удобно устраивается на отдых в луже. Я отряхиваю руки и сапог, коими выдал прощальные напутствия, и возвращаюсь обратно.
