— Бельент, я вас вызываю!
— Извините, вынужден отказаться. Не могу убить родственника, — пожимаю я плечами.
— Папа, ты с ума сошел?
Мы с Иннис как раз играли в таршан в гостиной. Тетушка Меди вязала чулок. Все были при деле, а тут влетает Синя, весь встрепанный…
Нет уж, драться с ним — это перебор.
— А ты! Ты, мерзавка, немедленно едешь домой! Я тебя выдам замуж!!! Завтра же!!!
— За кого же? Рифара вроде как убили добрые люди?
М — да, а была такая милая девочка? Общение со мной даром не прошло.
— Ничего, найдем за кого!
— Что, у Аморты еще братья остались? На всех добра не хватило?
Сидон, окончательно озверев, подскочил к Иннис и замахнулся. Пришлось осторожно положить его носом в пол.
— Успокойся. Иннис никуда не поедет.
Сидон завизжал что‑то на высокой ноте. Я осторожно пригляделся к нему.
М — да, а ведь он серьезно обморочен. Аморта постаралась, отпуская мужа в столицу. Это‑то понятно, мало ли, сколько он тут пробудет, еще задумается — на кой пес ему такая жена?
Лучший выход для Сини — это связать его, оглушить и положить в уголочке. Но… рехнется ведь.
Я задумываюсь. Убить его что ли? Милосерднее будет.
Но пока я размышляю, за меня принимает решение судьба. Сидон вдруг начинает биться в корчах и дико выть.
— Алекс?
Иннис бледнеет.
— Это не я. Клянусь.
— А что?
— Не знаю.
Я резко ударяю Сидона по голове, над ухом. Тело обмякает на полу, а я осторожно придерживаю кинувшуюся к нему Иннис.
— Нет.
— Алекс?!
А я, кажется, понимаю, что происходит.
— Не трогай его! Не мешай!
Тетушка Меди испуганно жмется в углу. Я оглядываюсь — и хватаю со стола тарелку. Касаюсь руки Сидона, надрезаю ему вену — и в тарелку стекает кровь. Только я один вижу, как танцуют над ней мельчайшие черные снежинки порчи.
— Алекс?!
— Смотри…
Я ставлю тарелку на стол и провожу над ней рукой.
Ясновидение — не то, что доступно некромантам. Но… каждый может заглянуть в свою стихию. Воздушным магам сведения о творящемся во всех концах земли приносит воздух, водным достаточно поглядеть в воду, ибо она — даже в нашей крови. Маги земли — соль земли. И земля шепчет им. Маги огня… тут тоже понятно.
Это сложно, очень сложно. Но и для некроманта есть стихия, в которой он всесилен.
Кровь.
И я могу увидеть через кровь Сидона, что творится с околдовавшей его ведьмой. Аморта ведь вкладывала себя в колдовство, себя, свою кровь… и я могу зацепить эту ниточку и потянуть ее.
Я могу…
Только вот…
Некромантия посреди густонаселенного города? Верный путь на костер. Но если добавить свою кровь — я буду пользоваться лишь своей силой. Все останется внутри меня. Тут есть реальная опасность переоценить себя и слишком выложиться в колдовстве, но выбора‑то нету. Несколько капель моей крови падают в кровь Сидона.
— Сейчас ты увидишь, что происходит в доме Моралесов. Или в Андаго — где сейчас Аморта.
Иннис бросается к столу. Рядом оказывается тетушка Меди — любопытство у женщин всегда превозмогало страх. И мы смотрим в алую жидкость.
Снежинки танцуют над ней, сливаются в единое облако, оно чернеет, отблескивает зеркалом — и наконец мы видим….
Это не Андаго, это дом Моралесов.
Я узнаю это поместье, эти деревья и дом. Иннис стискивает мою руку.
— Аморта. И ее мамаша…
Сестру, имени которой я не помню, я узнаю сам. Там не только женщины, там еще и несколько мужчин.
И — храмовники.
В кои‑то веки я рад видеть эту плесень. Они белыми пятнами окружают людей и поместье, расползаются, поблескивают искрами мечей…
Колдовки не собираются так легко сдаваться.
Самая старшая вскидывает руки — и из‑под земли…
Больше всего это напоминает гигантского осьминога, щупальца которого лезут из‑под земли, расплескивая ее во все стороны. Черные, страшные… и человек. Которого задевает ими, Падает замертво. А потом поднимается — в виде зомби.
И я невольно уважаю храмовников. Никто из них не бежит, не прячется — вместо этого они смело бросаются в драку, здраво рассудив, что без колдуний и их приспешников демона будет одолеть куда как легче.
Они падают, но не сдаются.
А пятеро образуют круг — и принимаются что‑то читать.
Экзорцизм?
Возможно.
Во всяком случае, мне отчетливо видно свечение, исходящее от них. И щупальца отдергиваются, словно обожженные.
Я наблюдаю, как падают колдуньи — одна за другой. Кто‑то от мечей, кто‑то от стрел. Храмовники тоже падают, один за другим, но их много, очень много. Наверное, несколько сотен.
У колдуний просто нет столько сил, с ними сейчас происходит то же, что и со мной. Их одолевают числом, массой…
Щупальца постепенно уходят под землю, некоторые замирают в причудливом извиве, становятся словно бы обледенелыми… да, если бы за меня взялись всерьез, я мог бы не уйти тогда.
Стоит ли ссориться с храмом?
А вот и Аморта.
Растрепанная, с горящими глазами, она поднимает руки — и с них срываются черные искры. Проклятия?
Да, в этом она сильна. Но бесцельно.
Нет мгновенных проклятий, они действуют далеко не сразу. Потом храмовникам еще придется помучиться, но где то 'потом'?
И один из них, размахнувшись, бьет женщину копьем с серебряным наконечником.
Аморта падает на колени, хватаясь за древко, торчащее из груди, издает вой… хорошо, что здесь не слышно звуков.
Резкий вой бьет по нашим ушам. Иннис хватает меня за руку, мы невольно разворачиваемся…
На полу бьется Синя.
Припадок, который бьет его сейчас — намного страшнее. Он воет, корчится, из носа и ушей его идет кровь — густая, чуть ли не иссиня — черная…
— Алекс?!
— Я не лекарь. Да и лекарь тут не поможет.
— Но что с ним?!
— Ты же видела. Аморта умерла.
— И!!?
— Когда умирает колдунья, обмороченный возвращается в прежнее состояние.
