Тоне не терпелось поскорее расспросить Ольгу, что это за необычный детсад, но та взглядом не позволяла. Вдруг к ней подошла кудрявая голубоглазая малышка, сообщила, что ее зовут Машенька, и попросила помочь ей уложить куклу спать. Они вместе спеленали ее, после укачивали в почти настоящей люлечке, позже будили и кормили кашей. Тоня так увлеклась, что забыла о времени. Она пила со всеми ароматный травяной чай и ела домашний пирог. Потом дети шили елочные игрушки: даже самым маленьким давали иголки и нитку. Тоня тоже смастерила тряпичный шар из клочков ткани. Ольга не повышала голос, а если кого-то надо было позвать, пела его имя, и дети слушались ее безоговорочно. Только когда они все вместе вышли на улицу, Ольга сделала Тоне знак: поговорим. «У нас экспериментальный детсад, — ы объяснила она. — Мы работаем по особенной методике. Вам у нас понравилось?» Тоня кивнула. Ольга продолжала: «Эти дети очень открыты и доверчивы. Они из счастливых семей. Но есть места, где живут малыши, лишенные родительского тепла. Если хотите, я дам вам адрес. Они будут счастливы, если вы иногда будете приходить и играть с ними».
Тоня шла домой сама не своя. С одной стороны, она злилась на Ольгу — та снова окунула ее в мир, из которого Тоня бежала, который закрыла для себя, как ей казалось, раз и навсегда. С другой стороны, ей было радостно. Оказалось, играть с чужими детьми — приятно и интересно. И, самое главное, есть дети, которые будут очень счастливы, если Тоня к ним просто придет. Не то чтобы раньше такая мысль ее не посещала. Но почему-то для себя Тоня решила: если не ее собственный ребенок, тогда никакого не нужно. А теперь сердце трепетало: нужно, нужно, просто поезжай туда, посмотри, тебя ведь никто ни к чему не обязывает. И Тоня позвонила, договорилась, купила сладостей и поехала.
О, советское детство, казенные стены, щербатые чашки и запах хлорки! Тоня ходила в детсад недолго, бабушка настояла, чтобы ее, трехлетнюю, забрали, но воспоминания о том периоде были удушающе-неприятные. Все чужое, все по команде. И вдруг опять это забытое, похороненное на дне памяти, чувство — страх, что ее тут оставят насовсем, смешанный с липкой брезгливостью… И они, эти малыши в одинаковых рубашечках-шортиках. Грустный взрослый взгляд. Детская непосредственность, с которой они зовут ее: «Мама!» Тоня прячет глаза… Какой контраст с группой, где она была несколько дней назад! Хочется убежать, крикнуть: «Я этого не видела и не знаю». Но Тоня вспоминает, что она взрослая…
Из всех детей она сразу выделила Колюню. Он был небольшого роста, щупленький, глазастый, с ежиком светлых, тепло-желтых волос, словно одуванчик на тоненьком стебельке. И при этом такой бойкий, вроде в мальчика вставили пружинку. Задавал много вопросов, лез на коленки, показывал, как высоко умеет прыгать. Когда Тоня читала сказку, ему высидеть было сложнее всех. А вот в мяч пацаненок играл с азартом, ужасно переживая, если не попадал в цель. Картавя, он рассказывал Тоне, что у него есть папа, он ездит на большой машине и скоро обязательно приедет за Колей. «Выдумывает», — поняла она. А одна девочка, Даша, все время просила расчесать ее. И когда Тоня вела щеткой по тонкой светлой речушке ее волос, та жмурилась и приговаривала: «Как мамочка». Воспитатель объяснила, что Даша попала сюда недавно и, в отличие от остальных малышей, маму еще помнит.
Когда Тоня уходила, Даша заплакала. Многие кричали: «Приходи еще!» НоЫ были и те, кто смотрел на нее равнодушно-сердито. Она спросила, что кому привезти. Колюня попросил машинку, Даша бант, кто-то плюшевого мишку, кто-то собачку — Тоня составила большой список.
Домой вернулась поздно, потому что ходила по магазинам, покупала подарки. Юра сидел за компьютером, работал. Тоня оставила в прихожей пакеты, вымыла руки, выпила теплый еще, заваренный для нее, чай. Потом зашла в комнату, повернула к себе кресло, на котором сидел муж, и взволнованно произнесла: «Нам надо купить им пижамы. Холодно, а у них нет теплых пижам — воспитательница сказала. Они мерзнут. У тебя же сестра занималась детской одеждой, может, удастся где-то оптом взять, чтобы подешевле? Да что ты на меня так смотришь? Я сегодня в детдом ездила!»
Юра сразу выключил компьютер. Он давно не видел жену такой возбужденной. В последнее время она была сонной, безразличной ко многим вещам. Приходила с работы, листала глупые журналы, ложилась спать. А сейчас будто проснулась после долгой болезни, засветилась прежней Тоней. И это при том, что сама же слово «детдом» запретила произносить. Юра хорошо помнил, как она горячо шептала ему: «Мы родим своего, у нас получится, вот увидишь!» Он почувствовал: это важный момент. Нельзя спугнуть, неосторожно сказать что-то лишнее. Вообще ничего говорить не стоит, лучше помочь. Он-то уже давно был согласен, он вырос в большой семье. А вот Тоня…
Юра позвонил сестре, записал нужные телефоны. На следующий день они выяснили, где можно купить пижамы оптом, сколько их нужно и каких размеров. Потом к пижамам добавились тапочки. В итоге сумма для их семьи вышла немаленькая, но решили отказаться от планируемой к Новому году покупки большого телевизора — подождет. Юра взял на работе день, чтобы привезти вещи домой. Тоня командовала: «Поедем в субботу. Давай еще елочные игрушки купим и нарядим им елочку. Я у родителей заберу, пусть искусственная, зато им на следующий год останется. Да нет у них елки, я узнавала, няньки из дому еловые ветки приносят, и все. Ты себе не представляешь, какая там бедность! И как они всему рады! Юра, я знаю, я испеку им печенье. Много! Пожалуйста, купи мне продукты, я напишу. В пятницу приду с работы и вечером напеку, поможешь? Давай их порадуем, они так ждут!»
Всю неделю Тоня собирала гостинцы в детдом. На работе кто-то прослышал, принес в конверте денег — она купила на них всякой мишуры на елку. А дома достала кулинарную тетрадь, которую вела еще школьницей, открыла рецепт имбирного печенья, несколько раз перечитала. «Бабушка, не поверишь, но я все-таки его испеку!» — сказала едва слышно. Долго колдовала над тестом, вместе с Юрой вырезали елочки-звездочки. Запах на всю квартиру разливался такой, что первую порцию, не выдержав, съели сами. «Да, это оно, тот забытый вкус! Все мое детство каждый Новый год — это печенье. Юр, тебе нравится?» — «Ага! — похрустывая. — Я б еще сахару добавил. Хотя и так вкусно. Ну ты молодчина!»
В субботу утром серый промерзший асфальт укрылся нежным молочным снежком — еще крохким, непригодным для лепки, но уже вдыхающим в сердце сладкое предчувствие праздника. Оба понимали, что день сегодня особенный, старались говорить тихо и спешили во всем согласиться друг с другом. По дороге купили все-таки живую, пахнущую лесом и смолой, елку. Юра где-то раздобыл костюм Деда Мороза, правда, потом бороду пришлось снять: несколько малышей испугались и расплакались. Зато елка у всех детей вызвала восторг неописуемый! Подходили, трогали иголки, растирали в ладошках свежую еще хвою, кололись, ойкали и смеялись. Вместе наряжали ее, водили шумный хоровод, разбирали подарки. Колюня, получив первую в своей жизни железную машинку, залез с ней под кровать — чтобы не отобрали. Насилу Тоня уговорила мальчика вылезти. Дашенька примеряла красный кружевной бант, обнимала Тоню: «Спасибо, мамочка!» Печенье съели за полторы минуты: набив рты, сосредоточенно хрустели и просили: «Еще!» Юра смотрел, как жена возится с малышами, как искренне радуется за них, и сам улыбался.
