— Интересно почему? Ваш сын слишком мал, чтобы расписаться в получении? — удивилась я.
— На этом курьер настаивал. Заявил, что заказчик потребовал вручить посылку лично в руки Аллочке, — усмехнулся Герман. — Думаю, ему просто хотелось пообщаться с актрисой. Парнишка молодой, студент, наверное. Молодежи все интересно. Скорее всего на этот раз ему стало любопытно, как выглядят актрисы без грима.
— Посмотрел? — улыбнулась я.
— Ага. Алла вышла из своих апартаментов, приняла посылку, поболтала с курьером и вернулась к себе. Чувствовала она себя при этом превосходно. Выглядела, кстати, тоже. Сообщила, что собирается репетировать, и просила не беспокоить. Мы с женой были у себя. Смотрели юмористическое ток-шоу, когда услышали крики. Наши комнаты находятся на втором этаже, а кричали на первом. Естественно, мы оба бросились вниз. Кричала мама. Аллочка висела у нее на руках. Самостоятельно стоять она уже не могла. Я подхватил Аллу на руки, донес до дивана в гостиной. И все пытался выяснить, что произошло. Думал, сестре просто стало дурно от переутомления. Репетировала слишком усердно. Мать принялась причитать, что дочь себя не жалеет, что угробит себя раньше времени. Алла прошептала из последних сил: «Врача. Сердце». И потеряла сознание. Моя жена уже набирала номер «Скорой». Только они все равно не успели. Через пять минут все было кончено. Я это сразу понял. Мать увел, чтобы она Аллу не видела в таком состоянии. Жене приказал встречать врачей, а сам с матерью остался. Врачи приехали, зафиксировали смерть, забрали тело Аллы в морг, сказав, что это стандартная процедура. И все. Потом мы ее похоронили.
Герман встал, подошел к окну и стоял теперь, повернувшись ко мне спиной. Я молчала, давая ему время успокоиться после тяжелого рассказа. Прошла минута, и Герман снова смог говорить.
— А хлыщ ее на похороны даже не явился, — сообщил Герман. — Открытку с соболезнованиями прислал и букет. Я его выкинул. Противно стало.
— Быть может, у него были на то причины, — рассеянно произнесла я, думая о своем.
Что-то во всей этой истории настораживало меня. То ли странное поведение актрисы, пожелавшей во что бы то ни стало пойти на похороны практически незнакомого человека, то ли картина ее собственной внезапной смерти. Что-то от меня ускользало, но вот что?
— Могу я осмотреть комнаты Аллы? — внезапно попросила я.
— Да, пожалуйста. Только вряд ли вы там что-то интересное найдете. Говорю вам: то, что случилось с сестрой, роковая случайность. Усталость накопилась, нервное напряжение последних дней, постоянные репетиции, спектакли. А тут еще и эта нелепая смерть в самый разгар праздника. Вот сердце и не выдержало, — упорствовал Герман.
— Ну, хуже ведь от этого никому не будет? — заметила я, направляясь вслед за Германом в комнаты Аллы.
Мы прошли узким коридором и оказались перед дверью в восточное крыло. Убранство комнат впечатляло. Вкус покойной актрисы здесь чувствовался особо. Комнаты были обставлены с любовью, это было ясно сразу. Но какие-то они были слишком уж стерильные. Как будто экспонаты в музее. Или образцы жилых комнат в магазине интерьеров. Впечатление складывалось такое, что здесь никогда никто не жил, а уж тем более такая творческая личность, как актриса театра. Все вещи разложены по полочкам. Одежда развешана на «плечики». Кое-что из одежды упаковано в специальные чехлы. В ящиках стола — идеальный порядок. Даже глянцевые журналы были сложены в строгую стопку.
В гостиной и спальне ничего интересного обнаружить не удалось. Мы перешли в кабинет. Картина стерильности помещения повторилась. Рабочий стол пребывал в абсолютном порядке. Это было особо удивительно, если учесть, что актриса перед смертью собиралась репетировать очередную роль, как она сама сообщила домочадцам. В этом случае в комнате должны были остаться хотя бы листы с текстом, который разучивала Алла. С этим вопросом я и обратилась к Герману.
— Сценарий? Нет, мы в комнате ничего не трогали. Здесь все осталось так, как было в последний день жизни Аллы. Мама просила до сорока дней не трогать Аллочкины вещи, — ответил Герман и добавил: — Я понимаю, что вас смущает. Признаться, в первый момент, когда я вошел в комнату после смерти сестры, мне тоже показалось странным, что даже в том состоянии, в котором она находилась, Аллочка позаботилась о чистоте и порядке. Но в этом она была вся. Аллочка патологически аккуратный человек. У нее все и всегда должно лежать в строго определенных местах. Я всегда считал это своего рода бзиком. Поэтому, если рассуждать логически, нет ничего удивительного, что, почувствовав недомогание, Аллочка позаботилась о том, чтобы убрать листы с разучиваемым текстом в стол. Думаю, они и сейчас там лежат.
Я открыла верхний ящик стола. Просмотрела бумаги. Там действительно находилось несколько распечаток текстов в виде сценариев. И сложены они были не кое-как, а строго листок к листку. И даже скрепкой канцелярской соединены. «Вряд ли умирающий человек способен навести настолько идеальный порядок», — подумала я. Скорее всего Алла перед смертью занималась чем-то совершенно другим, но уж никак не разучиванием текста. Выдвинув второй ящик, я присвистнула. Герман вытянул шею, чтобы увидеть, что меня так поразило.
— Ничего себе! Вот чем Алла занималась перед смертью. Бедная девочка! Видимо, хотела «заесть» плохое настроение, а когда почувствовала себя плохо, попыталась убрать коробку, да сил уже не осталось, — пораженный не меньше моего, произнес Герман.
Содержимое ящика являло разительный контраст с состоянием всех остальных вещей, принадлежащих покойной. Тонкая стопка писчей бумаги, предназначенной для рукописных записей, была разворочена. Поверх бесформенной кипы листов лежала разноцветная коробка. Крышка была грубо оторвана. Остатки сахара рассыпались по дну ящика, оставляя масляно-сладкие пятна на неиспользованных еще листах. Я двумя пальцами приподняла коробку. Она была абсолютно пуста.
— Эти сладости принес курьер? — спросила я Германа.
— Скорее всего. Алла не стала бы хранить старую коробку. Я вообще не понимаю, для чего она сунула ее в ящик? И почему крышка оторвана? Это совершенно нетипично для сестры. Да она даже фантики тотчас же в корзину для мусора выбрасывает. Развернет конфету, положит в рот, а обертку в ведро несет. Сразу! Ни секунды не медля, понимаете? Так что тогда коробка делает в ящике? Смотрите, сколько бумаги зазря пропало. — Герман ткнул пальцем в испорченную стопку.
— Понятия не имею, — ответила я. — Остается только согласиться с вашим предположением. Алле стало плохо, и она сунула коробку в первое попавшееся место. В ящик стола. Видимо, до этого она находилась за столом. Может быть, писала.
Говоря это, я внимательно изучала содержимое ящика. Вдруг найду что-то, что подскажет мне ход дальнейших действий. Пока, кроме разорванной коробки и рассыпанного по дну ящика сахара, я странностей не наблюдала. Увы, больше ничего необычного обнаружить мне так и не удалось. Поблагодарив Германа за содействие, я ушла.
Теперь мне предстояло посетить компанию «Априори». У них секретарша Барышникова, Ольга, делала заказ на организацию маскарада. С представителями фирмы я решила встретиться для того, чтобы понять, каким образом нанимается персонал на подобные мероприятия. Версию с некачественными продуктами я всерьез не воспринимала даже после заявления Ряшкина о возможности отравления Димки.
