Только сейчас Екатерина заметила, что Дашино сиденье, под
которым пряталась Мавруха, закрыто: должно быть, крышка упала от многочисленных
толчков. «Окаянная девка», конечно, до смерти перепугалась воплей и выстрелов,
сидит там, сжавшись в комок. На что она нужна Даше? Надо бежать, а не тратить
время на эту тварь, поделом будет ей, если достанется в добычу разбойникам! И
как ни была Екатерина перепугана, она не могла не испытать мстительного
удовлетворения: ведь разбойникам тоже поделом, если им достанется такая добыча,
как Мавруха!
Но что это делает Даша? Она поползла обратно, она пытается
поднять сиденье, однако крышку от удара перекосило и заело, ей никак не удается
это сделать...
— Брось ее! — чуть не в полный голос застонала
Екатерина. — Брось! Бежим скорей! А, ну как хочешь!
Рассерженная, она отвернулась, вцепилась в медный засовчик,
пытаясь его отодвинуть, но тут Даша ахнула так громко, что Екатерина испуганно
оглянулась — чтобы увидеть Дашино помертвелое лицо.
— Господи... — выдохнула девушка. — Да ведь
ее убили... Голову прострелили. Кровищи... — Она поперхнулась, зажала рот
левой рукой и невнятно выговорила: — Господи, свершилось отмщение твое. Прими
душу... — Осеклась и медленно перекрестилась.
Первым чувством Екатерины было раздражение: ну есть ли время
оплакивать проклятую Мавруху, по делам, как говорится, вору и мука, вот Бог ее
и наказал! И только потом до нее дошло, что означает внезапная гибель Маврухи
для нее, Екатерины Долгорукой, — и она не могла не вздохнуть с
облегчением. Да, Бог видит, кого обидит, и совершенно справедливо распределяет
кары свои и милости. Чувствительная, всепрощающая Дашенька может сколько угодно
проливать слезки над телом пособницы убийц своих родителей, но Екатерина
способна только радоваться, что эту тварь прибрал Господь. Мавруха стала бы
угрожать, требовать чего-то За свое молчание, а ведь вымогателя не заткнешь
никакими подачками, эта жизнь под вечной угрозой — мука адова. Боже, благодарю
тебя!..
Она тоже перекрестилась — но не о погибшей Маврухе, а с
острым чувством облегчения, к которому, впрочем, примешивался легчайший оттенок
разочарования: на ком же теперь испытать яд?
Ладно, это все потом. А сейчас главное — голову спасти, ноги
унести.
— Бежим! — Она подтолкнула в бок задумавшуюся
Дашу. Нашла, право, время!..
Та встряхнулась, опять поползла к дверце, помогла Екатерине
справиться с тугим засовчиком, кое-как приоткрыла дверь:
— Ну, беги! Я за тобой!
Екатерина примерилась было протиснуться со своими фижмами,
но дверь была едва приоткрыта. Екатерина чуть не застряла и попятилась:
— Лезь первая. Снаружи способнее дверь пошире отворить
будет.
Она почему-то ни на миг не усомнилась в Даше, не поверила,
что та сбежит и бросит застрявшую княжну. Даже мысли такой не возникло!
Отчего-то знала наверняка: Даша ее спасет.
Даша, не тратя лишних слов, выскользнула из кареты и
вцепилась в дверцу. И тут позади Екатерины раздался какой-то шум — и она едва
успела повернуться, прикрыв широчайшими юбками путь к спасению, как
противоположная дверь распахнулась, и в нее просунулось бородатое молодое лицо.
Да это один из разбойников! Сейчас схватит княжну— и начнется
самое страшное... А Дашка небось убежит, только ее и видели. Дура, дура, какая
же Екатерина дура, что пустила ее спасаться первой!
Она ошеломленно смотрела на разбойника, а тот таращился на
нее. Почему-то рожа эта показалась княжне странно знакомой. С перепугу, что ли?
Злодей сделал какое-то странное движение головой, словно
намеревался поклониться княжне, да раздумал и пробормотал ошарашенно:
— А другая-то где?
Итак, Дашино бегство обнаружено. Надо сказать, где она, надо
направить злобу разбойников против нее, может быть, они забудут о Екатерине и
ей удастся убежать? Она уже открыла было рот — выдать Дашу, как вдруг глаза
разбойника скользнули в сторону открытого ларя под сиденьем, где лежала убитая
Мавруха. Заглянул туда — и кивнул удовлетворенно:
— А, вот она. Ну, стало быть, дело сделано! Прощенья
просим, госпожа барыня, ежели напугали вас, но наше дело холопье!
С этими словами он опять сделал странное движение головой,
напоминающее поклон, и отпрянул, прихлопнув за собой дверцу.
— По коням, мужики! — послышался в следующее
мгновение его голос. — Все слажено! Верта-аемся! Кому говорено? По коням!
Послышался лихой посвист, хохот, крики, потом удаляющийся
конский топ — и Екатерина тяжело осела на пол кареты, как-то вдруг, внезапно осознав:
страшное приключение окончилось. Она осталась жива, она цела и невредима, ее
никто не осквернил. Оказывается, разбойники охотились именно за Маврухой!
Именно ее хотели убить? Один вопрос — откуда они знали, что убогая пряталась в
карете? А может быть, Мавруха была их атаманшей, она сама придумала и
подстроила это нападение, но шальная пуля... Нет, разбойник явно обрадовался,
увидав Мавруху убитой. Или она была настолько жестокой атаманшей, что
собственная шайка возмутилась противнее?..
Екатерина схватилась за голову, чувствуя, что сходит с ума.
Полезет же такое в голову! Но как иначе объяснить... кому могла настолько
досадить Мавруха, что ради ее убийства...
— Катюша, милая! — Она и не заметила, как Даша
оказалась рядом. — Что же ты сидишь? Они умчались, никого больше нет!
Давай вылезать отсюда!
Екатерина с ее помощью кое-как выбралась из кареты, едва не
лишившись чувств, когда лица ее коснулся свежий воздух и жаркие солнечные лучи.
Боже, как дивно пахнет трава, какой живой дух исходит из нагретого леса!
Сердце забилось счастливо, но тотчас сжалось, когда
Екатерина увидела два трупа. Кучер и лакей, все в крови...
Она отвернулась, чтобы не видеть мертвые лица. Этот Филя,
молодой лакей, всегда взирал на нее с таким благоговением, словно молящийся на
икону. И он был очень красив, своими ореховыми глазами он чем-то напоминал
Екатерине Альфреда, поэтому и она всегда обращалась с Филей милостиво и даже
ласково, от чего он просто-таки таял, как масло. А вообще же она держала себя с
дворней надменно, сурово, иначе не уберечься было от нахальных глаз всех этих
молодых мужиков, егерей, выжлятников, стремянных, конюших, которые стерегли
взорами каждое движение своей молодой, красивой госпожи, у них аж бороды
шевелились от вожделения...
Екатерина вдруг вскрикнула, прижала руку ко рту,
пошатнулась.
— Мутит? — раздался рядом шепот Даши. — Мне
тоже от кровушки тягостно. Ой, не могу...
