– Во-первых, потому, что Болотов знаком с Неверовой.
Тут сложная цепочка ассоциаций. Неверова с любовником разработали абсолютно
неординарный план убийства. Вернее, не самого убийства, а отведения от себя
подозрений. Понимаешь, если бы их не разоблачили, они совершенно спокойно могли
бы встречаться сразу же после смерти мужа. Еще бы! Ведь Соколов якобы влюбился
в нее, как увидел. И она так долго его искала! Понимаешь?
– А при чем здесь Болотов?
– Он генерирует идеи. Он сам сказал. Он выдумщик,
личность творческая. Его голова должна работать с фантазией. Художник называет
его «кидальщиком идей».
– Ты думаешь, это Болотов подкинул Неверовой идею, как
убить мужа и не попасться?
– А что, невероятно?
– Но он становится для Неверовой опасным человеком!
– Почему?
– Он может ее выдать.
– Господи, зачем? Я уверена, что Болотов тщеславен.
Живая и невредимая Неверова, избавившаяся с его помощью от мужа, доставляла бы
ему радость, понимаешь?
– Он может ее шантажировать. Она ведь стала богатой
вдовой.
– Я понимаю твои резоны, но я тебе выдаю не стройную
версию, где все продумано и каждому факту найдено объяснение. Я рассказываю
тебе о том, что меня подспудно беспокоит.
– И это все?
– Еще Дима провел небольшой психологический
эксперимент. Читающий человек, приходя в чужую квартиру, если ему приходится
ждать, никогда не вытащит с полки ту книгу, которая есть у него дома и которую
он уже читал. Он схватится за незнакомые издания. Ему захочется их хотя бы
просто посмотреть, понимаешь?
– К чему ты клонишь?
– К тому, что Болотов, когда Хабаров с Барабановым
уехали за продуктами, якобы перечитывал уже хорошо известную ему книгу.
– Если что – он знает ее содержание.
– Вот именно. Еще мне не нравится, что Ольга Гладышева
именно с Болотовым разговаривала по телефону перед самой своей смертью.
– Но у Болотова не было возможности добраться до ее
квартиры и вернуться обратно в такое короткое время.
– Это еще надо выяснить, было или нет.
– Скороходов четыре раза ловил машину и катался
туда-сюда от дома Хабарова к дому Гладышевой. Даже приблизительно ничего не получалось.
– Я подумаю над этим, – пообещала Лиза.
– А какие еще ты видишь у Болотова зацепки?
– Он давний друг Хабарова. Он знает про него все. Все!
Он женат на его сестре.
– Вот именно. Эти двое вечно говорят про Любочку,
насколько я понял. Любочка для них – свет в окошке. С какой стати Болотову
подводить под монастырь родного брата своей жены и своего лучшего друга? У них
нет совместной собственности, они не должны друг другу денег и, кажется, ни
разу в жизни по-настоящему не ссорились. У Болотова нет даже намека на мотив!
– Да мы можем этого не знать! С убийствами всегда так.
Причина оказывается банальной до ужаса, просто выяснить ее бывает весьма
сложно.
– У тебя есть идеи? Касательно этой причины?
– Нет. Но я считаю, Хабарова надо вывернуть наизнанку,
но выведать всю подноготную его закадычного дружка.
Ратников задумчиво глядел на нее. Было понятно, что Лиза,
призвавшая на помощь женскую интуицию, его не убедила, но все же
заинтересовала.
* * *
– Пока Лагутин работал у нас, на него никто никогда не
жаловался, – заявил директор химкинской средней школы, представившийся
Диме без отчества – Алексей Круглов.
Круглов оказался серьезным, энергичным человеком. Уже по
внешнему виду школы становилось понятно, что молодой директор проводит здесь
глобальные реформы. Дима не мог сказать, касаются ли они непосредственно
образования, но материально-техническая база была на уровне. Недавно здесь
прошел ремонт, и отсутствовал налет убогости, который так удручает в рядовом
учебном заведении.
– Может быть, официальных жалоб не поступало, –
предположил Дима, – но ходили какие-то слухи, сплетни. Мы ведь с вами
понимаем: если работник хороший, кое на что можно закрыть глаза… Подобрать
сегодня достойного учителя – задачка не из легких.
– Да никогда в жизни, – перебил Круглов. –
Если бы только тень легла на репутацию учителя, я бы сразу с ним расстался.
Нет-нет, вы не правы.
– А можно мне побеседовать с другими учителями?
– Можно, конечно. Беседуйте. Но вряд ли вы узнаете у
них что-то пикантное про Лагутина.
Дима неопределенно пожал плечами.
– Думаете, я, как руководитель, оторван от коллектива и
могу пребывать в неведении относительно всяких происшествий мелкого масштаба?
Уже по одному тону Круглова было понятно, что если Дима так
думает, то он глубоко заблуждается. Потому что на его, Круглова, территории все
подчинено единому руководству. «Наверное, у него и стукачи есть», –
внезапно подумал Дима и тут же спросил:
– Вы хотите сказать, что просчет любого учителя на
уроке не останется для вас тайной?
– Именно. – Круглов говорил серьезно, продумывая
каждое слово, осознавая их значимость. Диме он казался похожим на политика,
выступающего на пресс-конференции. – Дух нашей школы, сама этика
взаимоотношений, которую мы выстроили, подразумевают доверие каждого учителя и
каждого ученика руководству. И наоборот. Я верю своим подчиненным.
«Витиевато, – подумал Дима. – Вероятно, доверие –
это и есть тотальное доносительство». Тем не менее для его расследования
подобная осведомленность директора была только плюсом. Заметив тем не менее,
что Дима по-прежнему сомневается, Круглов внезапно снял очки, которые до сих
пор чинно сидели у него на носу, и сказал совершенно другим, домашним голосом:
– Давайте поговорим как мужчина с мужчиной, безо всяких
умолчаний.
Дима так удивился произошедшей прямо на его глазах
метаморфозе, что даже не смог внятно сказать, что согласен. Он молча кивнул и
замер в ожидании продолжения. Круглов тем временем устало улыбнулся и спросил:
– Вы лично встречались с Лагутиным Борисом Борисовичем?
– Да. И совсем недавно.
– Вы по-человечески отдаете себе отчет в том, насколько
этот тип привлекателен? Он молод, атлетически сложен, неплохо образован, у него
привлекательное лицо и хорошие манеры. Как вы думаете, девочки могут не
реагировать на такого мужчину?
– Вот и я про то же! – обрадовался Дима. –
Уверен, что не могут. И какая-нибудь из них запросто могла перейти дозволенные
рамки.
– Так я не понял – вас интересует поведение девочек или
самого Лагутина? Я думал, Лагутина. Поэтому так упорствовал. Лагутин всегда с
честью выходил из трудных ситуаций.
