— Отоспись. Собери вещи. И уезжай.
— Брось, Гошенька. Мы же оба знаем, что никуда я не уеду. — Стасик отмахнулся. — Милые бранятся — только тешатся. Слышал такую пословицу? Народная, мать ее, мудрость. Завтра она передумает…
— Если не уберешься сам — охрана тебя выставит.
Егор развернулся. Больше говорить было не о чем, да и какие разговоры могут быть с человеком, слишком уверенным, что будущее в его руках.
— Охрана? — Стасик все же поднялся. Догнал и вцепился в плечи. — А самому слабо, а Гошенька? Взять и вышвырнуть меня? Тебе же этого хочется! Ты же…
Тогда-то Егор и ударил его.
Он никогда не дрался, чтобы вживую. Нет, в спортзал ходил, поддерживал форму. И боксом занимался, но исключительно для себя, на спаррингах и то чувствовал себя несколько неловко. А тут взял и ударил, не сдерживаясь, напротив, вымещая накопившееся раздражение.
И Стас захрипел, согнулся.
— Ты…
А потом его вывернуло на дорожку.
Дальше Егор не стал смотреть. Он быстрым шагом дошел до дома, отмахнулся от сестриц, карауливших его, поднялся к себе. Дверь запер на ключ.
Лег.
Он уснул уже на рассвете. А проснулся ближе к полудню.
— Мне сказали, что меня приходили будить, но не дозвались. — Егор теперь выглядел несколько смущенным. — Я спустился к обеду. К этому времени охрана уже выставила Стасика. Женька говорила, он скандалил. Требовал, чтобы его пустили к Марине, но…
— А сама Марина?
— В том и дело, что в комнате ее не было, все решили, что она уехала. С ней иногда случалось такое, брала машину и уезжала. Просто каталась, говорила, что голову проветривает. Вот и решили… Но к обеду она не объявилась тоже. Я позвонил, трубку Марина не брала. А потом уже, когда сам собрался выехать, то увидел, что машина ее в гараже стоит.
— Раньше этого не заметили?
Егор пожал плечами:
— Нет. Варвара не собиралась никуда ехать. Женька вообще редко до гаража снисходит. Предпочитает, чтобы машину к дому подавали. Вот тогда я и начал волноваться. Если машина на месте, то где тогда Марина?
— Логично, — согласился Макс.
И Алина мысленно присоединилась, что да, логично.
— Я вернулся в дом. Поднялся к ней. Дверь была открыта, но все знали, что Марина со Стасом поссорилась. А в таких случаях у нее всегда настроение было поганым. Никто не хотел под это настроение попасть, вот и не беспокоили. Так мне потом объяснили.
— А ты решил побеспокоить?
— В комнате ее не оказалось. Постель была разобрана, платье на полу лежало, но халат исчез. Мобильный ее на столике нашелся. Я тогда еще удивился, потому что она с телефоном даже в ванной не расставалась.
— И что ты сделал?
— Позвал Женьку, горничную тоже. Спрашивал. Выяснилось, что Марину с самого утра никто не видел. Тогда велел искать. Вот и… нашел.
— Где?
— Я же говорил! — с раздражением воскликнул Егор. — В гостиной нашел! Перед этими треклятыми картинами! Она заперлась! Точнее, подперла ручки двери стулом. Их пытались открыть…
— И как получилось, что в гостиную все утро никто не заходил?
Этот разговор все больше напоминал Алине словесную дуэль. Зачем вот так? Неужели Макс думает, что Егор виноват? А если виноват, то… То почему за дело это взялся? Сыщика нанял?
— Обыкновенно! — Егор вскочил и прошелся по комнате. — Дом огромный. А прислуги в нем не так и много. Убирают по плану, вчера, после того как гости ушли, убрались. Вот и не заглядывали, ни к чему, а может, и хотели заглянуть, и пробовали, но, говорю же, дверь стулом подперта была! Я сам через окно забирался, ломать не хотелось… Да и двери тут крепкие, просто так не сломаешь.
— Хорошо, ты забрался. — Макс поднял руки, успокаивая приятеля, — а знакомы эти двое были явно давно и разговаривали именно как старые приятели. — И что ты увидел? Только подробно. Давай, закрывай глаза и вспоминай в мелочах. Даже если ерундой покажется, все равно…
Егор кивнул.
Он встал возле окна, уперся в подоконник. Глаза послушно закрыл.
Сделал глубокий вдох. И заговорил отнюдь не сразу.
День выдался солнечным, и солнце проникало сквозь тонкие занавеси. Гостиная выглядела не бирюзовой — белой, но это оптический обман, Егор знал точно. Он бывал здесь не раз. И прекрасно помнил, какой должна быть комната. Бледно-голубые обои в тонкую полоску. Белая мебель, обтянутая васильковой тканью. Правда, привычный порядок оказался нарушен, что тоже было странно. Эта комната никогда не относилась к числу тех, куда допускались гости, но вот…
Сдвинули к стене низенький диванчик. И стулья выстроили в ряд. Белым пятном выделялся камин, зев которого был стыдливо прикрыт ширмой. И в глаза сразу бросались две подставки с картинами.
Да, именно на эти картины Егор и обратил внимание.
Они приковывали взгляд, хотя ничего-то особенного в них не было.
Альков. Кровать. И женщина, лежащая на кровати. Она не то чтобы красивая, завораживает отнюдь не красота, а яркая внешность. Белая кожа. Темные волосы. Глаза почти черные… Марина была блондинкой, но в чертах женщины проглядывалось несомненное сходство.
На первой картине она была одета в тонкую сорочку, на второй — обнажена, но нагота эта не выглядела неприличной. И все-таки Егор отвел глаза.
Тогда-то и заметил Марину.
Это было странно, не то, что он заметил, а то, что не увидел ее сразу. Как можно было не заметить? Она, лежала на полу, скрутившись калачиком, подтянув ноги к животу и обняв живот руками. А еще Егор ощутил резкий кисловатый запах, смутно знакомый.
Так пахнет рвота.
И еще кровь.
— «Скорую»! — закричал Егор, где-то осознавая, что вызывать врача уже поздно. — «Скорую»…
Марина была мертва.
Он все равно попытался ее поднять, удивляясь тому, до чего тяжела она сделалась. Перетащил на кушетку, а потом убрал стул, открыл двери.
— «Скорую» вызывайте, — сказал он Варваре, которая тянула шею, пытаясь разглядеть, что же происходит в комнате. — И полицию.
Егор сунул пальцы под галстук, потянул, точно желая избавиться от петли.
— Потом сказали, что она давно была мертва… Отравление мышьяком… А мышьяк в красках содержался… И самоубийство, скорее всего. Кто в здравом уме станет есть мышьяк? А когда про ссору узнали и про то, что она нервная была… В их логике все просто. Марина поругалась с любовником и решила, что жизнь окончена. Рядовой случай. Так мне объяснили.
— Но ты не поверил?
— Марина любила себя. Я не могу представить, как она решилась бы на такое…
