Диего потер плечи, будто замерз. Впрочем, в комнатушке было прохладно, сам Альварес к этой прохладе привык, но вот гость его явно был приучен к иному.
— Она отбыла в Андалузию, в уединенное имение, лишенное той роскоши, которою славился ее дом в Мадриде. Она взяла с собой матушку, ибо того требовали приличия, и та уверилась, что является сердечной подругой Каэтаны. — Диего вздохнул. — Естественно, и я отправился с тетей, и мои брат с сестрой. И Гойя… Там их роман, остывший было, вспыхнул с новой силой. Они, уверившись, что вдали от Мадрида могут быть свободны, потеряли всякую осторожность. Часто он входил в ее покои безо всякого сопровождения и оставался до утра… Порой они уезжали вместе на целый день, не взяв никого с собой. И это было… непристойно. Мне стоило многих усилий пресечь сплетни, тем паче что матушка моя сама способствовала их рождению. Но хуже того, что Франсиско удалось уговорить тетушку позировать… Не просто позировать, а… Эта картина — позор для всего семейства. И когда Каэтана показала мне ее, я пришел в ужас.
— Погоди, — прервал рассказ Альваро. — Какая еще картина?
— Франсиско изобразил мою тетушку обнаженной, — едва различимым шепотом произнес Диего.
— Что?
— Вы не ослышались. Это возмутительно! Да, у женщины на полотне иное лицо, будто бы эта хитрость способна кого-то обмануть… Тетушке же это казалось забавным. Она… Нет, не от любви обезумела, хотя, возможно, и от любви тоже… Здесь не мне судить ее, но я до сих пор не понимаю, что же сподвигло ее согласиться. Гойя создал две картины… Вторую исключительно потому, что поползли слухи о существовании первой. Вы же понимаете, сколь это недопустимо — писать обнаженное женское тело! Да если правда станет известна Святой Церкви, то Франсиско ждет суд. И поверьте, я бы первым донес на негодяя, если бы в деле не была замешана моя тетушка.
Ложь. Не донес бы.
Такие не доносят. Терпят, стиснув зубы. Давят в себе бессильную злость. Ярятся, но не доносят.
— Кто-то увидел полотно. Быть может, слуга, который убирался в мастерской. Или мой младший братец, или сестра. Она злилась на тетушку, и на меня тоже. Ей не нравилось в Андалузии. Как бы там ни было, никто не знал, существует ли картина на самом деле, но говорили о ней, как о свершившемся факте. Говорили, что Каэтана не просто обнажена, что она занимается развратом и, конечно, не с кем-нибудь, а с Франсиско. И это было больше, чем способно вынести приличное общество… Поэтому он создал «Маху одетую». Та тоже похожа на тетушку, но сходство кажется случайным… Но и эта картина вызывающая. Он изобразил женщину в одной нижней рубашке, столь тонкой, что сквозь нее просвечивает тело. Гойя словно издевался, наглядно демонстрируя ее наготу под условным покровом одеяний, и это полотно породило очередной скандал. Но хотя бы о первой картине забыли… На время забыли. Мне кажется, что она причастна к тетиной смерти, что после того, как он создал эту картину, его интерес к Каэтане угас. Он словно бы перенес все на холст и сделался равнодушен. А она… Она тонко чувствовала ложь, и притворство тоже, и не могла снести… Ненависть бы приняла. Ревность. Да что угодно, только не равнодушие. Франсиско стал отлучаться из поместья. Его супруга, которую он так же регулярно навещал, оказалась в очередной раз беременна, и тетушка не сдержалась, устроила скандал, свидетелем которому стали многие. Он же высказался резко… Сказал, что годы не прибавили, а убавили ей ума.
Диего вновь поднялся и прошелся по комнате.
— Моя тетушка, она очень боялась приближающейся старости. Она не хотела стареть, не хотела признавать, что годы властны и над нею. Ее окружали целители и шарлатаны, уверяющие, что открыли зелье долгой жизни. Каждое утро она садилась перед зеркалом и разглядывала свое отражение, искала морщины и седые волосы. Когда обнаружила первый, то весь день провела в слезах… Так что слова Франсиско сильно ее ранили. За этой ссорой последовала другая, и третья, и все закончилось тем, что однажды Франсиско швырнул ей в лицо наброски. Это были очень злые наброски. Он рисовал мою тетушку, и сходство было удивительным, но Господи, как он преобразил ее лицо! Он умудрился обратить ее несомненную красоту в уродство. Представить ее старухой, которая молодится. Горделивой и напыщенной, самолюбивой… Это был конец их любви. Каэтана пересмотрела наброски и вернула их Франсиско. Молча. Ушла. А я за ней… Я не хотел оставлять ее одну. Боялся… Я помнил, что любовь сделала с Хосе, а тетушка по-настоящему любила этого ублюдка.
Он выдохнул резко и тряхнул головой.
— Я сам готов был избавить мир от него, но тетушка слишком хорошо меня знала. Она потребовала дать слово, что я не трону ее драгоценного Франсиско… Представляете, после всего она продолжала его любить? Несколько дней тетушка пребывала будто во сне. Моя мать спешила утешить ее. Моя сестрица вилась рядом, уговаривая не запирать себя в глуши… И им удалось уговорить Каэтану вернуться в Мадрид. А может, не им, и она сама больше не желала оставаться в поместье. В Мадриде же… В Мадриде помнили великолепную герцогиню, и она вновь собиралась потрясти свет своим возвращением, которое мыслила триумфальным.
Диего вновь замолчал, переводя дух. Махнул рукой.
— Я вам, верно, надоел, но осталось уже недолго… В Мадриде Каэтана с головой окунулась в светскую жизнь, на радость моей сестрице и матушке. Я сопровождал их повсюду и, волей-неволей, слышал, о чем говорят. Да, Каэтаной по-прежнему восхищались, но время безжалостно ко всем. И Мадрид волновали новые красавицы… А Каэтана… Она была скандальна. И окружена множеством слухов. И так или иначе ее имя связывали с именем Франсиско. А он не спешил отрицать, напротив, будучи достаточно известным, обласканным королевскою семьей, он вел себя так, что люди поневоле уверялись, что в этих слухах есть немалая доля истины… Более того, он бесстыдно обзавелся новой любовницей, которую демонстрировал всем, и злые языки шептались, что ее молодость влечет куда сильней утомленной красоты Каэтаны… Тетушка знала, не могла не знать, ведь матушка моя с преогромной радостью собирала все эти сплетни, дабы представить их Каэтане. А потом тетушка умерла.
— Как?
— Она не совершала самоубийства. Вы же читали письмо, что я вам показывал?
— Читал.
— Ее убили, я совершенно уверен… И это сделал Франсиско!
— Но зачем ему убийство вашей тети?
— Затем, что слава славой, но Каэтана… Возникни у нее желание, могла бы уничтожить его. О да, он знал о тетушке много, но и ей было немало известно о любовнике. Да и не только это. Она ведь и была, и оставалась герцогиней Альбы, а это куда больше, чем какой-то живописец… Она тоже умела быть едкой. Злоязыкой даже. Несколько слов, пара фраз, шутка, которая разнесется по Мадриду… И вот уже на картины, которыми недавно восхищались, станут смотреть иначе. Художники, как и герцогини, тоже выходят из моды.
— То есть полагаете, она собиралась…
— Думаю, она с преогромным удовольствием открыла бы свету новые таланты, а если бы стали известны некие не очень достойные факты из жизни Франсиско, многие дамы отказались бы от его услуг. Злосчастная картина, опять же… Она осталась у Каэтаны, и вполне могла попасть в руки Церкви. Установить авторство было бы несложно. Да, скандал разразился бы огромный. Каэтану, несмотря на отсутствие доказательств, ждало бы всеобщее осуждение, и стоило бы оно дорого, но Франсиско вовсе грозил бы костер, не говоря уже о том, что все имущество его было бы арестовано… Возможно, он решил, что разгневанная Каэтана не побоится скандала, а может…
