Диего покачал головой:
— Мне бы тогда уже понять, что эта речь неспроста, но… я полагаю, она собиралась убить соперницу. Она предложила Франсиско и его возлюбленной остаться в доме… Время ведь позднее… Заявила, что пора забыть старые распри. Быть может, Франсиско будет столь любезен? Быть может, сочтет нужным вернуться в мастерские, который ждут его, и вспомнить, что некогда ему были рады в этом доме? Я не скажу, что Франсиско пришел в восторг, но, помимо прочего, он был жаден. Мелочен. И привык считать каждую монету. Пусть за годы он сколотил немалое состояние и вполне мог бы позволить себе приобрести собственный дом, но все же предпочитал жить на чужие средства.
И это стремление было знакомо Альваро. Не то чтобы он вовсе не одобрял мужчин, которые решали свои проблемы, находя богатых любовниц, но не видел этот путь пригодным для себя.
— Естественно, любовница не пришла в восторг, пыталась его отговорить, однако Франсиско оказался глух к ее словам. Он всегда искал только собственной выгоды. Он принял приглашение тети, и после я слышал, как он выговаривает своей любовнице за недостаток почтительности. Как же, он решил, будто Каэтана все еще влюблена. И готова на примирение. И значит, вновь возьмется опекать его, содержать.
Диего поморщился:
— А после они с тетушкой поссорились. Так вышло, что я услышал. Не спалось… Этот вечер и предчувствие. Вы можете надо мной смеяться, но я всегда доверял своим предчувствиям… Один раз не послушал себя, когда Хосе… Так вот, мне не спалось и неспокойно было на сердце… Я покинул свои покои…
…дом был тих.
Темен.
Погасли свечи. И слуги исчезли на чердаке, оттого дом казался вовсе вымершим. Эта тишина успокаивала Диего, она словно бы нашептывала, что такой ночью не может произойти ничего плохого.
А если так, то надобно вернуться.
Лечь в постель.
Уснуть.
Ноги сами привели его к мастерским. И вновь, как в детстве, Диего оказался перед приоткрытой дверью, из-за которой доносились приглушенные голоса.
— Ты вновь мне лжешь, Франсиско. — Тетушкин голос был преисполнен печали.
— Разве я когда-нибудь обманывал тебя? — А голос Франсиско звенел от возмущения. — Разве не ты закрыла для меня свое сердце? Разве не ты выставила меня из дома? Отказала даже в малой радости видеть тебя?
Следовало уйти, подобные беседы не предназначены для чужих ушей.
— Ты изменял мне.
— О господи, Каэтана! Это ложь! Клевета! Но я устал убеждать тебя в том, что ты — единственная женщина, которую я когда-либо любил и люблю…
— И поэтому привел в мой дом любовницу?
— Эта женщина ничего для меня не значит!
— Как и жена. — Каэтана не удержалась от насмешки. — Как, похоже, и я… Нет, Франсиско, я не для того приблизила тебя, чтобы вновь совершить ошибку, которую совершила когда-то…
Вздох.
И шелест юбок. Тетушка нервничала, а потому не могла оставаться на месте.
— Я готова предоставить тебе свое покровительство как герцогиня Альба, но и только. Твои мастерские ждут тебя. Твои ученики готовы прийти за тобой. Ты не будешь знать ни в чем отказа… Если, конечно, будешь помнить свое место в этом доме.
— Место?! — Франсиско был слишком самолюбив. — Ты указываешь мне на мое место?! Да я…
— Всего-навсего живописец! Талантливый. Но талантливых много. Одаренных — еще больше… Перспективных, нуждающихся в малой помощи, которую я способна им оказать. Тебе кажется, Франсиско, что ты на вершине, что имя имеет вес в обществе… Имеет. Но появляются новые имена. И мода, Франсиско, столь непостоянна…
— Ты угрожаешь мне?
— Я лишь напоминаю тебе, что без моей с супругом помощи ты был бы лишь одним из сотен живописцев, которые стекаются в Мадрид со всей страны. Ты возвысился и возомнил, что имеешь право марать мое имя. И потому я предлагаю тебе выбор. Вернуться и поклониться, вести себя так, чтобы ни у кого не осталось и тени сомнений, кто ты есть в этом доме. Или же уйти и понадеяться, что твое имя и твои якобы друзья тебя спасут. Думай, Франсиско, я жду ответа завтра.
— А ты стала жестокой, Каэтана.
Он был зол, и пусть говорил со смирением, но Диего чувствовал гнев этого человека, полагавшего себя в доме герцогини Альба едва ли не хозяином. Чего он желал? Проучить строптивую женщину? И не подумал, что власть его вовсе не столь велика, как ему представлялось?
— Я? — удивилась Каэтана. — Нет, это ты меня сделал такой, Франсиско… Только ты.
— Я ушел, не желая быть пойманным за занятием столь неподобающе низким. Но, оставаясь в тени, проводил тетушку до ее покоев. Я опасался, что Франсиско причинит ей вред. Теперь понимаете? Она и не думала убивать себя. А наутро ее обнаружила служанка. Там, в мастерских… Ее и бутылку вина… Один бокал, краски… Тетушка была мертва.
Диего поднялся:
— Она не убивала себя. Но кто-то, кто слышал, что она говорила о красках, счел, что случай весьма удобен… Я так думаю. Конечно, матушка моя стала говорить, что в последние дни тетушка жаловалась на сердечные боли. И семейный лекарь подтвердил. Естественно, ему заплатили и неплохо… И священнику, и многим, чтобы замять скандал.
— Но вы с этим не согласны?
— Я не хочу скандала, — после недолгой паузы произнес Диего. — Он опорочит имя Каэтаны. Но также я не хочу, чтобы убийца остался безнаказанным. Потому и прошу вас помочь.
Просьба? Альваро давненько никто ни о чем не просил, скорее уж люди, которые нанимали его, полагали, будто, заплатив некую сумму, получали право не только распоряжаться умениями Альваро, но и самой его душой.
— Мне рекомендовали вас, как человека опытного. И вместе с тем не лишенного понятия чести. Говорят, что вы верны нанимателю, даже когда вам предлагают сумму во много раз большую, нежели было обещано за помощь… И еще способного хранить чужие тайны.
Лестно-то как. Альваро прямо возгордился бы, когда б за все эти достоинства получил хоть что-то, помимо шрамов на шкуре.
— Кем вы меня представите?
— Не знаю… Секретарем? Хотя, пожалуй, на секретаря вы не похожи… Скажем так, я объявлю вас своим доверенным лицом.
Звучало весьма обтекаемо.
— Видите ли, мои домашние, которым казалось, что со смертью Каэтаны они получат в полное свое распоряжение ее деньги, оказались в положении не самом приятном. Завещание ее, естественно, имеется, однако Корона готова его оспорить. А судиться с Короной…
