— Бывает. — Галина кивнула. В зеркале она гляделась моложе. Высокая статная женщина с белой кожей и черными волосами.
Яркая. Заметная.
И даже сейчас, несмотря на разницу в возрасте, Алина ей проигрывала.
— Я думала, что будет иначе…
Галина лишь плечом повела. Пальцы ее порхали по лицу Алины, касаясь едва-едва, и этот массаж, следовало признать, был приятен.
— Женщины разные. Одни после процедур приходят в чудесное расположение духа. Другим процедуры нужны, чтобы встряхнуться. А вот третьи, таких на моей памяти было немного, впадают в депрессию. Мне кажется, это происходит от того, что тело-то очищается, а вот душа остается прежней.
— Это как?
— Проблемы-то никуда не исчезают. Вот у вас, вижу, проблем множество. Так?
— Да.
— В повседневной жизни вы с ними боретесь. Решаете. Или на худой конец стараетесь о них не думать, заталкиваете в подсознание. Сами постоянно пребываете в напряжении. Здесь же процедуры расслабляют. Вот и лезет из подсознания дурное.
Лезет. Как есть, лезет, прямо ломится в сознание, не желая возвращаться под замок.
— Справитесь, а лучше, послушайте совета, сходите к нашему психологу. Я Мариночку к ней отправляла. Она, Мариночка, вот прямо как вы была. Придет вся деловая, серьезная, а после процедур плывет. Однажды даже плакала, жаловалась на жизнь.
— Да?
В зеркале не видно было лица Галины, лишь округлый ее подбородок и длинную шею с несколько обвисшей кожей.
— У нее-то деньги были, но что такое деньги? Пыль… Счастья не было. Пасынок ее преследовал. Падчерицы тихо ненавидели. Представляете, додумались обвинить Мариночку, что она их мать в могилу свела. А потом и отца следом отправила… Она на него молодость угробила. Мерзкий был человек. Мы с Мариной давно друг друга знали, с института еще. А потом жизнь развела. Меня налево, ее направо. Потом опять столкнула…
В этом была доля истины. Наверное.
— Столько лет промучилась, а он разводиться вздумал, но не успел, помер, слава богу. И Мариночка вроде как наследницей осталась… Детки-то в суд побежали, только ничего не вышло.
Это она произнесла с затаенным злорадством.
— Мариночка только-только успокоилась, но опять же, любовь встретила… Я ей говорила, что в нашем-то возрасте смешно на любови размениваться. Мужик, он не дурак, посвежей ищет, поглупей…
…Кажется, она и сама не понимала, что говорит.
— А когда тебе слегка за тридцать, ты уже товар второй свежести…
«Слегка» ей было лет десять назад.
— Но нет, бестолковая, решила, что теперь-то ей свезло. Художник этот… Втемяшилось Марине, что женится он на ней. А я так и сказала, что, конечно, женится. Отчего б ему и не жениться на состоятельной вдове? При ней небось сыром в масле… Она ему и галстучек, и свитерочек, и портмонешечку, а в портмонешечку кредиток пару… Машину. Выставку. Тьфу, смотреть противно было. Она с ним нянчилась, как с собачонкою, ну, знаете, такие есть, которых на руках таскают и в хвост целуют.
Получилось довольно образно, и Алина хихикнула, представив себе Стасика в роли декоративной собачонки. Ужасно породистой, с поганым характером и розовой попонкою, из-под которой торчат голые лапы…
А Галина, втирая в волосы ароматную массу, что пахла ванилью и шоколадом, продолжила:
— И что в итоге? Налево он ходить стал. А что, мужик-то молодой. Потребности у него. А Маринка хоть и молодилась, но годы, годы-то не скроешь, особенно ежели в койке… Она-то поначалу подозревала только. Ревновала — страсть. Я ей говорила, чтоб бросила дурное. Гнала бы этого урода подальше, нашла себе кого по возрасту, а там, глядишь, ребеночка завела бы. Но нет же… Втемяшилось ей, так и жили. Придет сюда вся такая деловая, страсть. Я ей обертывание сделаю, массажик там… Вот слезы и потекут. Начнет мне жаловаться на то, как детки мужнины ее извести хотят, как женишок нервы треплет, и вот так жалко ее, бедную, становится…
Галина покачала головой.
— Я ее к Танечке отправила… И вам рекомендую. Оно ж с головою шутить — дело распоследнее… Вот сегодня слезы душат, а завтра и в петлю сунешься.
— Как Марина? — тихо спросила Алинка.
— Что? — Галина будто бы очнулась и, сообразив, что явно лишнего наговорила, тотчас подобралась. — У Марины с головою неладно было. Танечка ее лечила-лечила, да только без толку…
Она запнулась, не зная, что еще сказать.
— Мариночка упрямою была… И чем закончилось? То-то же. Не сомневайтесь, загляните к Танечке. А вам я посоветую за личиком-то следить. Конечно, какие ваши годы… Но если сейчас собой не заниматься, то стареть начнете быстро…
Дальше она говорила о кремах и скрабах. Масках. Пилингах. Процедурах, которые будут Алине очень даже полезны… И этим словесным потоком она словно пыталась стереть что-то, сказанное раньше.
Только что?
Алина ничего нового не узнала. И эта мысль тяготила ее, да и слезы вновь подобрались к горлу. И кабинет косметолога она покидала совершенно разбитой, чувствуя себя старше лет на двадцать.
И несчастней, чем когда бы то ни было.
И только крохотная черная флешка, которую она носила с собой, не позволяла сорваться в истерику.
Глава 9
Татьяна Болеславовна, визит к которой Алину вовсе не радовал, оказалась женщиной молодой. Почему-то Алина ожидала увидеть кого-то возраста Галины, а то и постарше, но с виду Татьяна Болеславовна была ровесницей самой Алины.
И вот она доктор?
Специалист?
Сомнения крепли, и, пожалуй, если бы Алина и вправду нуждалась в помощи психолога, она бы нашла предлог, чтобы не оставаться наедине с этой женщиной. И обилие дипломов в рамочках вовсе не убеждало. Напротив, кабинет Татьяны Болеславовны был каким-то слишком уж… Неправильным?
Не соответствующим хозяйке?
Эта тяжелая мебель темного цвета, массивная, надежная, скорее мужчине подошла бы. Как и огромное кожаное кресло, в котором миниатюрная психолог попросту терялась. Шпалеры, ковры, дипломы эти, которых Алина насчитала без малого три десятка, многовато как-то, если на каждый потратить хотя бы месяц жизни, то в сумме почти два с половиной года выходит.
— Я не внушаю вам доверия. — Татьяна Болеславовна заговорила первой. И голос ее, мягкий, приятный, вызвал непонятное отторжение. — Думаете, я слишком молода?
— Думаю. — Алина проглотила ком, застрявший в горле.
— Такое кресло было у моего деда, да и кабинет — дань памяти дорогому мне человеку. — Татьяна Болеславовна с нежностью провела по столешнице ладонью. — И конечно, вы правы, я довольно молода, но это со временем пройдет. Мой дед был известен в своей области. А я… я с детства была рядом с ним.
