— Сними, — подал голос Жорик, и полицейский подчинился. — А вы, дамочка, присядьте куда-нибудь.
— Или что?
— Или отправитесь в отделение. — Жорик говорил тихо и как-то безразлично, и странно, но это на Татьяну подействовало лучше, чем крик. Она разом успокоилась и присела, выбрав кресло поближе к двери. Разгладила пышный подол, сложила руки на коленях.
— Итак, все заинтересованные лица собрались… Осталось кое-что из прикладного материала. — Макс извлек папку с эскизами. А в комнату внесли картину, прикрытую белой простыней.
Макс простыню сдернул.
— Ну и как это понимать? — поинтересовалась Варвара. — Мы будем любоваться этим, с позволения сказать, полотном в принудительном порядке?
— Будем, — согласился Макс.
— Душно здесь. — Евгения вскочила и рванула к окну. — Как же здесь душно… Мне нужно выйти! Мне…
— Не стоит. — Макс перегородил дорогу.
— Мне плохо! Мне дышать нечем! — Евгения попыталась обойти его, но Макс не позволил.
— Успокойтесь. На вас так живопись действует?
— Окно откройте! — взвизгнула Евгения. — Немедленно откройте окно!
— Видишь, Линка, беда отравителей в том, что никогда не знаешь, когда и при каких обстоятельствах столкнешься с собственной отравой…
— Вы это о чем? — Евгения пятилась.
— Угомонись уже, подружка, — развязно заметила Татьяна. — Тебя спровоцировали, а ты и счастлива поддаться… Всегда ты дурой была, Женька… Как и братец твой… Знаешь, как-то даже обидно, у папочки нашего мозгов хватало, а вот на вас природа явно отдохнула.
Она закинула ногу за ногу, но не позволила туфельке соскользнуть.
— Ты… ты…
— Я, и снова я… И мамочка моя… Вот если бы мамуля была немного поживей, пооборотистей! Но она у меня такой же тормоз, как и вы.
Галина лишь всхлипнула.
— Вечно и могла только ныть… Не зря дед говорил, что она бесполезна. А картина, думаю, безопасна. Вряд ли бы этот парень стал травить свою подружку. Да и прочих невинных. — Татьяна вскинула голову и рассмеялась. — Знаешь, что меня в этой ситуации больше всего умиляло? Вы с такой готовностью делали друг другу гадости…
Она замолчала, откинувшись на спинку кресла. А Макс со вздохом заговорил.
Глава 17
— Вся эта история началась в незапамятные времена… Давным-давно, еще, пожалуй, при Советском Союзе, когда милая девочка Галина связалась не с тем парнем и забеременела…
— Любовь у них приключилась, — встряла Татьяна.
— Заткнись! — Галина закрыла лицо руками. — Как же я от тебя устала! Ты мое проклятие…
— Нет, мамуля. — Татьяна хихикнула. — Это ты мое проклятие… А остальное — она заслужила!
— Я… я любила его, но он…
— Он был старше ее… — затянула Татьяна.
— Он был действительно старше, на два десятка лет. Он… он и его жена приходили к отцу за консультацией, у них были проблемы…
Галине было пятнадцать.
Опасный возраст. И будь жива ее матушка, она, возможно, сумела бы предотвратить катастрофу. Но матушка давно преставилась, а отца Галины интересовала исключительно наука. Галина же, которая в последние годы привыкла считать себя самостоятельной, окончательно уверилась в своей взрослости, когда у нее появился поклонник.
И что с того, что он старше?
Зато внимателен и заботлив. Он приносит шоколад и конфеты и, как-то встретив на улице, подвез Галину до школы. А во второй раз встретив, пригласил в ресторан, то есть в кафе, но для Галины это был настоящий ресторан.
В его компании она чувствовала себя не только взрослой, но и нужной.
Важной.
С ней говорили. Ее слушали. Ей целовали руки.
И не только руки… К тому времени Галина прекрасно знала, что происходит между мужчиной и женщиной: к отцу часто приходили семейные пары, а он и не думал, что дочь его способна подслушивать. Он вовсе замечал Галину лишь когда приходило время ужина, а ужина на столе не оказывалось.
Как бы там ни было, но роман завертелся.
Да, Галина знала, что избранник ее женат, однако в пятнадцать лет это не воспринималось серьезной проблемой. В конце концов, жена — это обязательства, а она, Галина, — другое. Возвышенные чувства. Истинная любовь…
— Понимаешь, дорогая, я не способен бросить супругу. — Ее возлюбленный сумел отыскать квартиру, хозяйка которой отличалась редкостным отсутствием любопытства. — Она не в себе. У нее глубокая депрессия, поэтому мы и обратились к твоему отцу.
Галина верила.
— Если я подам на развод, она покончит с собой. — Он был так убедителен. — Я не могу оставить сына сиротой.
Галина сочувствовала детям.
И любимому.
Но сама не поняла, как и когда забеременела. Поначалу она не придала особого значения происходящему с ней. А когда сообразила, что именно случилось… Что ж, она знала: любимый ее не бросит.
Во всяком случае, ей казалось, что не бросит и что ребенок — это лучшее свидетельство их любви. Однако он вовсе не пришел в восторг.
— Ты еще так молода! — сказал он. — Зачем тебе жизнь портить? Ребенок — это большая ответственность.
Он говорил о трудностях, которые ожидали Галину, о том, что, родив ребенка, она погубит себя, не оставит себе и шанса на пристойную жизнь… Она слушала.
Соглашалась.
И наверное, будь срок поменьше, проблему бы удалось решить привычным способом. Но даже врач, с которым ухажеру Галины удалось договориться, не рискнул брать на себя ответственность.
— Все сроки прошли, — сказал он, разведя руками, и добавил философски: — Судьба…
Это теперь Галина понимает, что беспокоился любовник вовсе не о ее, Галины, будущем, а о собственном, которое статья об изнасиловании осложнила бы несказанно. Как ни крути, а Галина была несовершеннолетней.
Беременной влюбленной несовершеннолетней.
— Прости, дорогая, но нам придется расстаться…
Эту речь он произнес, когда стало ясно, что долго скрывать беременность не выйдет.
— Меня отправляют в командировку… Надолго. На год или даже на два. Но я обязательно вернусь. Ты ведь будешь ждать меня?
— Мы будем, — пообещала Галина, которой верилось, что из командировки любовь всей ее жизни вернется свободным. И все сложится как в сказке. А сказка предусматривала свадьбу, белое платье, фату и долгую счастливую жизнь втроем.
— Конечно, вы меня дождетесь. — Он протянул конверт с деньгами. — Это чтобы вы ни в чем не нуждались. Потом я пришлю еще… Но, дорогая, когда милиция начнет задавать вопросы… Ты же понимаешь, что они не поверят в любовь. Обвинят меня, посадят.
