Серьги с рубинами.
Золотой браслет. И целая горсть перстней. Табакерки. Фигурка балерины… Мама не понимала, что все эти вещи ценны не только тем, что из золота сделаны. Они — антиквариат. И естественно, отдавала все за бесценок. Дед, когда из больницы вернулся, истощенный, полупарализованный, пришел в ярость.
А мама впервые осмелилась огрызаться.
— Заткнись, — рявкнула она. — Теперь ты от меня зависишь! Захочу — выкину из квартиры!
Внезапная власть, как и предсказывал дед, вскружила ей голову. Она, не имея иной возможности показать свое главенство, принялась издеваться над теми, кто всецело зависел от нее.
— Она варила для деда овсянку, и та постоянно или подгорала, или пересоленной получалась. Картошка — холодной. Мяса он вообще не получал.
— Его никто не получал!
— Ага, кроме тебя, мамочка… Твои клиенты тебе и колбаску сырокопченую приносили, и рыбку, и конфеты… Только жрала ты их в одиночку. Мы же были иждевенцами! Ладно, еда. — Татьяна говорила с огромным наслаждением. — Но она не мыла его. Не приносила судно, когда было нужно… Потом орала, что дед не выдержал, сходил под себя. И оставляла в этом лежать. Наказывала. Раиске вообще на всех насрать было. Когда дед ей надоедал, она ему что-то давала, и он засыпал.
— Подумаешь, снотворное… Ему врач прописывал.
— Только лила она это снотворное из своего пузырька. И спал дед сутками, а когда спал — не ел. Он худел, слабел… Он бы и так умер, но им надоело ждать. Им нужна была квартира. Нашелся человек, который купить ее хотел. Как же, профессорская, пятикомнатная. В центре. А дед уперся. Он-то, пусть и парализованный, но владельцем числился. Погнал этого вашего риелтора поганою метлой…
— Нам нужны были деньги!
— Ага, вечно мало! Они на кухне закрылись. Все втроем. И шептались, шептались, а потом мамаша приготовила плов. Мы с дедом тысячу лет плова не ели уже, чтобы с мясом, чтобы нормальный… И он, конечно, понял, что тут не так… Меня позвал. Ей сказал, чтобы уходила, что я его покормлю. А она и рада… Небось думала, я тоже попробую, заодно уж ее и от себя избавлю…
— Она все выдумала!
— Выдумала? Конечно! Дед сказал мне, куда он деньги дел. Он был вовсе не туп, как ты думала. — Татьяна откинулась в кресле. — Он и вправду снял сбережения с книжки. И перевел их в валюту. А валюту оставил мне, в надежном месте.
— Ты… И ты!
— Снял ячейку в Сбербанке, в центральном отделении. Туда же записи свои поместил. Пару-тройку действительно ценных книг. А ты выгребла всю мелочовку.
Гнев исказил лицо Галины. Она стиснула кулаки и, верно, бросилась бы на дочь, которая, кажется, именно этого и добивалась.
— Что, мамочка? Зато тебе квартира досталась. Дед и вправду умер. А стоило его похоронить… Кстати, гроб она приобрела самый дешевый. И вообще экономила на чем могла…
— Время было сложное!
— Ой, мамуля, не оправдывайся! Сколько ты за квартирку получила? А деду и памятника приличного не поставила. Небось зажала! Мы переехали в ту конуру на окраине, где она до сих пор живет. А деньги… Ну-ка, расскажи, куда ушли?
— Да на тебя же!
— На меня? Меня, помнится, ты вовсе не замечала. А если и замечала, то орала, что я на твоей шее сижу. Забыла, что я с двенадцати лет на посылках бегала? Газетки разносила. Потом при рынке… Училась, когда могла… Все, чего я добилась, я добилась сама, а не благодаря тебе, мамочка! Ты же думаешь, я была слишком мала и глупа? Они у нас собирались. Как же, целая двушка, в трешку переделанная. Мне вот кладовка в качестве комнаты досталась. Сунули в нее стол и раскладушку. Радуйся, Танечка, что вообще на улицу не погнали.
Галина злилась.
И щеки раздувались. На лице проступили красные пятна. И Алине подумалось, что не будь рядом этой женщины, Татьяна вряд ли стала бы откровенничать. Поэтому Макс и привел их сюда.
Алина огляделась.
Слушали все.
Варвара застыла.
Евгения молчала, стиснув кулаки. Егор вроде бы в окно уставился, но тоже слушал и внимательно. А, казалось бы, какое им дело до этих откровений?
— Когда собирались, меня в кладовку выгоняли, чтобы не подслушивала… Только стены там картонные. А они не особо стеснялись говорить. Так я узнала про Райкино лекарство. И про то, что Маринка придумала им клиентов поить… Ее вроде как особо ретивый избил, вот и обозлилась.
— Не тебе ее осуждать!
— Да разве я осуждаю? — притворно удивилась Танечка. — Я рассказываю. Они свой идиотский план разработали… Я еще подумала, что невесело будет, если их поймают. Меня тогда точно в детский дом отправят. А мне оно надо? Тут я сама по себе была, а там мигом бы остатки роскоши оприходовали.
— Она ни о чем, кроме денег, думать не способна! — пожаловалась Галина и платочком глаза промокнула. — Только деньги…
— А то ты думала о высоком, когда людей травить решила! Чудесный план. Раечка поначалу сопротивлялась. Мол, лекарство это, нехорошо… Кто ей косячок поднес? Не Мариночка. Ты, дорогая мамуля, подружку подсадила. Сначала один косячок, потом другой… Там и укольчик, мол, успокаивающий. Видите, какая она у меня добрая? Как гюрза!
— Это ложь! — взвизгнула Галина, но ей вряд ли кто поверил.
Скривилась Варвара.
Евгения усмехнулась.
А Егор и вовсе отвернулся, не желая видеть незваных гостей. Только Макс и приятель его остались равнодушны к словесным излияниям.
— А потом, когда Раечка плотно села, ты и начала ныть, что деньги закончились, что на дело идти надо, что тогда наступит всеобщее счастье… И Маринка тебе вторила. Райка и сдалась. Запас зелья у нее имелся. Вот и стали они втроем на охоту ходить. Одна с мужиком знакомится, пробивает, чего у него там при себе есть. Если пустой или почти пустой, то не трогают. А коль при бабле, то тут ему и кранты приходят. Мариночка номер отрабатывает и ходу. Мужику же бутылек приносят. Пойло приличное выбирали. И клиентов подгадывали, один раз мимо только, не стал он пить. Тогда-то ему зелья в цветочки плеснули, нехай надышится… Он и надышался. В петлю полез. Помнишь, мамуля, ты сама Маринку попрекала, что это ненадежно, что мог бы и не самоубиться, а вам троим шею свернуть. Но взяли они тогда прилично.
— Ты…
— Да видела я ваш чемодан с деньжатами и разговор слышала, что надо бы завязать на время. И дележку… Скажи, и не стыдно вам было Райку обувать? — Татьяна покачивала ножкой, и туфелька тоже покачивалась, и Алина завороженно на эту туфельку смотрела, пытаясь понять, как возможно подобное. Они ведь люди, обыкновенные люди, и в то же время — нелюди, потому что люди не убивают себе подобных так хладнокровно… — Они хитро сделали. Сначала все вроде как честно поделили, а потом, когда Райка на радостях ширнулась, в отключку ушла, ее долю и поделили. Оставили мелочовку всякую, чтоб на дозу хватало… Думали, небось, упорется до смерти. Странно, что вообще не прибили. Пожалели, да?
