— В Рау? — усмехнулся Тим. — Если они нам что и продадут, то порченым. Все знают о грядущей войне, и все надеются, что она нас ослабит. Все — Рау, Меот, Фарлесс, верзейцы. Помогать нам не будут, торговать, снабжая, не станут. Или цены задерут так, что пшеница будет даже не золотой, а из чистого электрума.
— Но воевать зимой… А дороги? А снег? Холод? Ладно солдаты, но как согревать и поить лошадей? Почему не начать поход летом?
— Потому что даже с учетом княжеских амбаров зерна хватит на семь-восемь месяцев — ровно на столько, чтобы пережить пару неурожаев, если затянуть пояса. А потом все, — объяснил Тимар. — Озимые в этом году в Лизарии не сеяли, сейчас там тоже подъедают запасы. За яровые в ожидании войны никто не возьмется. Если начнем летом, то вряд ли закончим к августу, выходит, снова пропустим сев. Уже в ноябре нам будет нечего есть, фураж тоже выйдет. Мы избежим голода, только если Йарра возьмет юг в ближайшие месяцы.
Я поморщилась и отвернулась: образ спасителя и кормильца никак не вязался с моими нынешними мыслями о графе.
Биза утих только к середине месяца. Просидев все две недели бури в замке, я теперь пораженно глядела на голую рощу, еще зеленую десять дней назад, на замерзший ров, на снежную кашу во дворе. При каждом выдохе изо рта шел пар, как из закипающего чайника.
— Я погуляю, — предупредила я начальника гарнизона.
— Не отходите далеко, госпожа, — попросил меня капитан.
— Помню-помню, — отмахнулась я. — Десять минут.
Если я скроюсь из глаз на большее время, он вызовет Йарру и настучит о моем побеге. Но спрятаться в роще было негде, облетевшая, она насквозь просматривалась со стен, и капитан успокоился.
— «Не отходите далеко…» — бурчала я, перебираясь через ручей. — «Я всего лишь выполняю приказ…» А если Йарра ему прикажет с моста головой вниз прыгнуть — он тоже приказ выполнит?
Почему-то казалось, что да.
Я взобралась на холм и остановилась под старым ясенем. Впереди, насколько хватало глаз, тянулась долина. Яркая и пестрая летом, сейчас она навевала лишь уныние и грусть — серая земля, серые кляксы снега на полях, серый дым из печных труб и серое небо, похожее на клочья грязной ваты. Ветер трепал полы плаща, рвал с головы капюшон, шаг за шагом толкал к обрыву.
В прошлом году я была здесь с Аланом, и он крепко держал меня, смеялся, что я похожа на пушинку одуванчика: отпусти — взлечу! В тот день в меня будто демон вселился — я напропалую флиртовала со своим другом, дразнила его; понимала, что это жестоко, что он любит меня, но остановиться не могла — так мальчишки со злым любопытством отрывают крылья стрекозам. Здесь, на краю обрыва, когда красно-желтые листья ясеня скрыли нас от караульных на стенах, Алан решился меня обнять. Я позволила ему привлечь меня к груди, коснуться губами волос, а потом оттолкнула и бросилась прочь.
— Догоняй!..
Это произошло ровно за неделю до Эйльры. Где же ты сейчас, Алан?..
Тяжелые ладони легли мне на плечи, и я подумала, что схожу с ума. Зажмурилась, боясь поверить в чудо, и позволила развернуть себя. В нос ударил запах соли, йода… И шипра.
— Вы?..
В глазах защипало, в коленях, в животе разлилась противная слабость. Боги, я так надеялась, что граф уже не приедет! Что я ему надоела, что он нашел при дворе новую игрушку! Я даже свечи ставила, чтобы он мужскую силу потерял!
— Ты ожидала увидеть кого-то другого?
— Нет, — прошептала я и отвернулась.
Йарра сжал мой подбородок, заставляя поднять голову, и его рот прижался к моим предательски дрожащим губам.
Позже я сидела в горячей ванне и тоскливо смотрела на часы, минутная стрелка которых описывала круг за кругом со скоростью, достойной призового скакуна. В восемь мне нужно быть в кабинете графа.
— Хочу, чтобы ты поужинала со мной сегодня, — сказал он, когда поцелуй закончился.
«Поужинала», как же. Это теперь так называется.
Впустив в напаренную ванную волну прохладного воздуха из спальни, вошла пантера. Мяукнула, требуя обратить на нее внимание, оперлась лапами на бортик и подставила лобастую голову, напрашиваясь на ласку. Хорошо, что ножки ванны вмонтированы в пол, иначе опрокинула бы — вес пантеры зашкаливал за тридцать стоунов.
— Радость моя усатая, морда ты клыкастая…
Кошка фыркнула и плеснула водой, требуя, чтобы я вылезала, — на часах было половина восьмого.
— Знаю, — вздохнула я. — Это тебя Тим прислал?
Я была благодарна брату за то, что он дал мне возможность побыть одной. Его сочувствующего, понимающего взгляда я бы точно не выдержала, устроив истерику.
Я вылезла из ванны, растерла тело грубым полотенцем — терпеть не могу мягкие. Привычно прошлась пробкой от духов за ушами, по груди и запястью — и вдруг сообразила, ЧТО я делаю. Бросилась обратно к воде, пытаясь смыть запах, но, втертый в распаренную кожу, он лишь усилился. Вот брыг, а… Теперь граф решит, что я специально для него готовилась.
Да пошел он!
— Гад, сволочь, ублюдок, скотина, недоумок, тупица, урод! Гад! — Я поняла, что повторяюсь, и замолчала. Запустила пальцы в волосы, прижалась лбом к запотевшей поверхности зеркала. Сколько займет «ужин»? Час? Два?..
Я надела рубашку, бриджи, мягкие тапки из тонкой кожи. Постояла у разожженного камина, давая волосам немного подсохнуть. Почувствовав мою нервозность, заурчала, заговорила Уголек, улеглась у двери, всем видом показывая, что мне лучше остаться внутри.
— Защитница моя… — Я крепко обняла кошачью шею и решительно встала. — Пусти. Если он придет сам — будет хуже.
По дороге к кабинету я не встретила в переходах ни одного человека. Интересно, это граф или Тим постарался?.. Подошла к высокой двери из темного дерева, подняла руку для стука… И поняла, что не могу. Просто не могу.
И уйти не могу.
Сползла по стене и уселась на пол, обняв колени.
Часы пробили восемь, половину девятого, девять, десять часов. Дверь распахнулась, и на пороге появился граф — злой, на скулах желваки, губы сжаты. Увидел меня и застыл.
— Ты почему здесь сидишь?.. Тьма тебя раздери, Лира! — зарычал он, не дождавшись ответа, и, рывком подняв меня на ноги, втолкнул в кабинет. Запер дверь.
— Брыгово семя, Лира!.. — хрипло выругался он, швырнув ключ на письменный стол. — Я хочу быть с тобой терпеливым, я пытаюсь быть терпеливым, но ты же!..
Не договорив, Йарра стиснул меня в объятиях и накрыл губы грубым поцелуем. Хорошо помню терпкий вкус табачного вина — ни разу не попробовав, я уже успела его возненавидеть, жадные руки, лихорадочно расстегивающие верхние пуговицы блузки, а потом, рывком, содравшие ее с меня через голову. Помню стук разлетевшихся жемчужин, украшавших манжеты, и неловко заломленные плечи — граф не потрудился снять блузу целиком. Помню его тяжелое дыхание, ладони на ягодицах, свой всхлип — когда Йарра поставил клеймо на моей шее, опрокинувшийся потолок, волчью шкуру, треск поленьев в камине, раздвинутые коленом бедра и короткий дискомфорт. Помню, как он замер, позволяя мне привыкнуть, его перекошенное от страсти лицо и бляху ремня, холодившую бок, — граф даже не разделся, лишь расстегнул брюки — и громкий, животный стон в конце. Помню все — как он скатился с меня, как вытянулся рядом, поправляя одежду, как глухо засмеялся чему-то. Помню так, словно это было вчера. Сегодня. Час назад. Стоит закрыть глаза, и я все еще слышу его тихое:
