Таким образом, традиционная разнородность, если не враждебность английской и русской политики, проявилась именно в Болгарии и Греции, тем более что Сербия уже участвовала в войне. И это было крайне некстати в преддверии такой судьбоносной операции, как Дарданелльская.
Обе державы понимали значение балканского театра военных действий. Обе считали наиболее желательным восстановление Балканского союза, направленного, с точки зрения России, прежде всего против Австрии, а с точки зрения Англии — не только против Германии и Австрии, но и против Турции (а в перспективе и против России).
Но, конкурируя между собой, союзники утратили, в частности в Болгарии, заметную долю своего влияния и находились в этой стране в менее благоприятных условиях, чем Германия и Австрия.
Другим моментом, предопределявшим глухую борьбу России и Англии (в которой Франция принимала участие на стороне Англии), был вопрос о Константинополе и судьбе Оттоманской империи.
Францию Константинополь интересовал больше, чем Проливы. Ее волновала не столько проблема Проливов в узком смысле, то есть право России беспрепятственно проводить через Проливы свои суда, сколько защита Константинополя (где имелись значительные французские интересы) как от русского, так и от английского засилья.
Англия, напротив, могла отнестись более равнодушно к Константинополю, чем к Проливам, хотя вопрос о Проливах не принадлежал к числу первостепенно затрагивающих ее интересы, но это не означало, что она (как владычица морей и колониальный доминион того времени) была готова созерцать воцарение в Проливах России, получавшей возможность свободного выхода ее флота из Черного моря.
По мнению англичан, на роль враждебного России «привратника Черного моря» вместо разлагающейся Турции лучше всего годились болгары — наиболее крепкая, энергичная и жизнеспособная нация балканского полуострова.
Но несдержанная политика правительства болгарского царя Фердинанда возложила на Болгарию ответственность за межсоюзническую Вторую Балканскую войну и этим рассредоточила внимание английских политиков между Грецией и Болгарией, тем более что Греция была и морской державой восточного Средиземноморья, особенно полезной в период проведения Дарданелльской операции.
Поэтому Греция, имевшая флот и мечтавшая о захвате Галлиполийского полуострова, и Болгария, имевшая самую сильную армию на Балканах, были желанными союзниками Антанты.
Русская дипломатия считала, что содействие Болгарии, причем независимо от исхода войны, может быть обеспечено передачей этому государству македонских территорий Иштиба и Кочан (до Варадара), а в случае победоносной войны Болгария получает так называемую спорную территорию, предусмотренную 2-й статьей тайного приложения Сербо-болгарского договора от 29 февраля 1912 г., — от вершины Голема, севернее Кривой Паланки, до Охридского озера (с включением Струги).
Сербия должна была гарантировать эти положения.
Но греки и сербы воспротивились территориальным уступкам Болгарии.
Еще 1 сентября 1914 г. премьер-министр Сербии Н. Пашич категорически отказался от каких-либо подвижек, до тех пор пока державы Антанты не гарантируют Сербии «сербско-хорватских земель с прилегающим к ним побережьем», что на данной стадии войны было явно невозможно — как исходя из сложившейся обстановки на фронтах, так и вследствие опасности оттолкнуть Италию от Антанты предоставлением Сербии Фиуме и Далмации.
Британский МИД считал, что державы Антанты должны ограничиться лишь указанием на желательность компенсаций в пользу Болгарии, предоставив балканским государствам самим (путем взаимных переговоров) определить их размер. Очевидно, что рассчитывать на добровольные уступки со стороны Сербии было невозможно. По отношению к Греции Э. Грей заявил о гарантиях против нападения на нее Болгарии, не отдавая себе отчета в том, что успокоенное подобными заверениями греческое правительство тем более не хотело идти навстречу требованиям Болгарии.
Таким образом, по мнению С. Д. Сазонова, Англия была в значительной степени ответственна за такой исход переговоров: «Имея войну против Германии и Австрии, мы не можем не стремиться избегнуть столкновения с Турцией и Болгарией из-за безрассудства Греции, опирающейся на попустительство англичан».
Такая ситуация сложилась в преддверии штурма Проливов — союзники не смогли даже дипломатически подготовить эту операцию.
О том, как виделась политическая конъюнктура в случае начала штурма Дарданелл, свидетельствуют четыре соображения У. Черчилля, которые были им приняты в расчет при подготовке операции:
1) появление английского флота перед Константинополем вызовет восстание греческого и армянского населения Турции и движение среди самих мусульман против младотурецкого правительства;
2) начинается «неминуемое» движение болгар на Адрианополь;
3) Россия сочтет себя вынужденной, как бы ни была тяжела обстановка на австро-германском фронте, принять участие в водворении креста над храмом Св. Софии — и тем самым поможет Англии довершить дело захвата Проливов и Константинополя (в то же время не имея достаточных сил, чтобы самой занять здесь доминирующее положение);
4) в случае падения турецких фортов в Дарданеллах Греция присоединится к Антанте, передавая свои вооруженные силы в распоряжение англичан.
Конечно, в значительной степени это был не политический расчет, а мечты британской политики об идеальном развитии ситуации.
Последняя посылка содержит в себе ключ к пониманию сути Дарданелльской операции в ее ранней фазе. Найденные Г. Китченером после закрытия александреттской темы «свободные» войска, используемые в качестве десанта, должны были оказать «нравственное воздействие» на Грецию и вовлечь ее в операцию.
Именно приобретение такого выгодного геополитического союзника, как Греция, было важнейшей целью операции-демонстрации у Дарданелл для англичан.
Следовательно, первоначально суть Дарданелльской операции мыслилась в овладении Грецией при поддержке Англии Проливами и Константинополем (с интернационализацией последнего), в то время как Англия, осуществляя демонстрацию и поддерживая греков в Проливах, получала контроль над нефтяными районами Ближнего Востока (александреттская операция).
Итак, Дарданелльская операция фактически проводилась против России, точнее — против установления ее владычества в Проливах.
Этим объясняется и внезапный перелом в настроении Э. Венизелоса, когда он уже 24 января 1915 г. страстно доказывал королю, что Греции следует немедленно принять участие в войне и не только не противодействовать (ради привлечения к делу Болгарии) сербским уступкам в Македонии, но и самой добровольно отказаться от Кавалы. Его меморандум, представленный королю 30 января, был посвящен территориальным приобретениям в Малой Азии и надежде, что территория Греции в перспективе будет удвоена.
В то же время С. Д. Сазонов сообщил англичанам, что Россия не будет препятствовать оккупации Галлиполи Грецией, но при условии, что французское и британское правительства примут меры к тому, чтобы Греция не препятствовала русской политике и русским интересам в вопросе о Проливах. Русская оговорка, поддержанная Францией, весьма разочаровала греческое правительство.
