В ходе боя противник крупными силами обошел с флангов всю бригаду. Попав в окружение, все батальоны с исключительным мужеством решили пробиться сквозь кольцо и в разных местах, преимущественно с боями прорвались и в ночь на 8.7 сосредоточились в лесу, что южнее совхоза «Сталинское отделение». Еще далеко не полностью собрался мотострелковый батальон (нет около 200 человек), поэтому точно сообщить о людских потерях невозможно. Приняты меры по установлению местонахождения отсутствующих людей.
В течение всего дня и ночи 6.7.43 г. все батальоны подвергались непрерывной массированной бомбардировке с воздуха. Все потери в личном составе нанесены нам преимущественно с воздуха. Этим и объясняется то, что мспб понес огромные потери, не вступив непосредственно в бой с противником.
Танковые батальоны имеют потери в личном составе: убитыми: командно–начальствующего состава — 6 чел., рядовой и младший комсостав — 19, всего — 25. Ранено: комначсостава — 5, рядового и младшего комсостава — 5, всего — 10 чел. Итого — 35 чел.
Пропали вез вести: комсостава — 6, младшего комсостава [501] — 26 чел., всего — 32 чел, В том числе пропал заместитель командира 152‑го тб–на по политчасти гв. капитан Прядко, убит комсорг мспб гв. лейтенант Рожков, убит уполномоченный контрразведки по мспб гв. капитан Тоценис. Тяжело ранен и не вышел с территории, занятой врагом, парторг мспб гв. старший лейтенант Денисов. Тяжело ранен и сдан в эвакогоспиталь мой помощник по работе среди комсомольцев гв. лейтенант Меркулов. Неизвестно где находится инструктор политотдела гв. ст. лейтенант Мережков, который с группой бойцов прикрывал огнем выход из окружения остальных частей батальона»{454}.
Думаю, читателю будет интересно узнать, как реагировало на действия командующего 6‑й гв. А руководство фронта. Ведь кроме норм вежливости и субординации надо учесть, что действия И. М. Чистякова привели и к значительным потерям в танках и личном составе. Цитированную выше докладную генерал И. И. Петров 15 июля 1943 г. передал командующему БТ и MB фронта генерал–лейтенанту А. Д. Штевневу, который в свою очередь 26 июля направил ее в Военный совет фронта, со следующим сопроводительным письмом:
«При сем представляю материалы о неправильном использовании 5‑го гв. Стк и 2‑го гв. Ттк, а также превышении власти командующим 6‑й гв. армией и командиром 23‑го гв. ск по отношению к генерал–майору т/в тов. Петрову»{455}.
Но к этому моменту оборонительная операция уже завершилась, полным ходом шла подготовка к контрнаступлению. Поэтому разбирать прошлые грехи (даже если они и значительны), после того как командование фронта отрапортовало об успешном отражении вражеского наступления, было нецелесообразно, а в свете больших потерь и настойчивых просьб пополнить войска фронта новыми силами — опасно. Ведь все ключевые приказы и распоряжения о контрударе отдавались лично командующим фронтом. Вот и спустили все на тормозах. В тот же день начальник штаба фронта генерал–лейтенант С. П. Иванов наложил резолюцию:
«Оператору. Хранить в деле, при повторении чего–нибудь подобного материал будет приобщен для передачи прокурору».
А через некоторое время документы вновь вернулись в штаб БТ и MB, где благополучно и были подшиты в архивное дело. Так завершилась драма 5‑го гв. Стк на прохоровском направлении, а на действиях 2‑го гв. Ттк остановимся чуть позже.
Прорыв — это всегда экстремальная ситуация, и справиться [502] с ней возможно в том случае, если весь армейский механизм функционирует четко и сбалансированно. Особенно это касается работы штабов всех уровней. Налаженное управление в армии, имеющее несколько степеней прочности, — это определяющий фактор успеха любой операции. К сожалению, не все центры управления войсками 6‑й гв. А 6 июля оказались на высоте. В силу этого возникли существенные проблемы и в штабе армии.
Получив донесение о том, что враг рассек оборону 51‑й гв. сд и двигается в ее тыл, И. М. Чистяков немедленно доложил об этом Н. Ф. Ватутину. Как мы помним, опасаясь прорыва вражеских танков к штабу армии, который находился в Кочетовке, он попросил оставить там оперативную группу во главе с начальником штаба, а все остальные службы убрать в запасной командный пункт в с. Камышевка. Это заметно усложнило и так непростую работу управления армии. Если до 15.00 через штаб 23‑го гв. ск и 51‑й гв. сд удавалось получать хотя бы общую более или менее достоверную информацию, то после того, как командование дивизии было вынуждено свернуть КП в лесочке южнее Лучки (северные) и ЗКП у выс. 232.0, поток информации заметно сократился. Пока шло свертывание и перебазирование управления 51‑й гв. сд, которая, следует отметить, до этого момента постоянно держала связь со штабом армии, отрывочные данные поступали лишь от офицеров связи, возвращавшихся с передовой. Но подробно изложить обстановку из–за общей неразберихи они были не в состоянии.
В столь напряженной обстановке командование 23‑го гв. ск оказалось не на высоте. В штабе корпуса чувствовались растерянность и неразбериха, связь с войсками была полностью потеряна, где находятся сбитые с позиций дивизий и полков, информации не было. Комкор П. П. Вахрамеев лично метался между командующим армией и штабом 5‑го гв. Стк, пытаясь заставить генерала А. Г. Кравченко перейти в контратаку, не принимая фактически никакого участия в выправлении ситуации. Да и взвешенно оценить положение, находясь в нетрезвом состоянии, вряд ли он мог. Отсутствие полноценного источника информации о положении на левом фланге, каковыми являлись штабы дивизий или корпуса, не позволяло объективно оценить ситуацию, а следовательно, отреагировать на нее необходимым образом.
К сказанному добавлю: в этот момент единого центра управления 6‑й гв. А не было. Мобильная оперативная группа, работавшая на командарма, находилась с ним в движении, опергруппа во главе с начальником штаба генералом В. А. Пеньковским — на КП в Кочетовке, при этом основной состав штаба и службы обеспечения проводил эвакуацию на ЗКП. Офицеры [503] обеих оперативных групп были до предела загружены. Параллельно с работой по оперативному управлению войсками, сбору информации и установлению местонахождения отходивших войск в этот напряженный момент по приказу Н. Ф. Ватутина командующий армией и штаб лихорадочно разрабатывали план предстоящего 7 июля контрудара. Не была до конца отлажена и технология штабной работы. Офицер Генштаба при штабе 6‑й гв. А отмечал:
«Штаб армии, имея отлично разработанную документацию скрытого управления, почему–то основной упор в передаче приказаний и распоряжений делал на шифрограммы и передачу распоряжений через офицеров связи, затрачивая на это большое время и перегружая шифрорганы мелкими распоряжениями.
Информация, как правило, давалась по телефону и в большинстве открытым текстом.
В бою штаб армии не имел оборудованного средствами связи запасного командного пункта, высылая следующее положение связи для оборудования КП при перемещениях в самый последний момент, в силу чего вынужден был сидеть на КП вплоть до артобстрела, создавая нервозность в работе, а затем — срываться и уходить по тревоге, на время теряя связь с войсками. Подобная же практика была и в штабах корпусов. Так, штаб 23‑го гв. ск 6.7 в период боя в районе Ясной Поляны по тревоге снялся с КП и отошел в район Васильев, в силу чего в течение 6–8 часов не имел связи с соединениями и штабом армии.
