Лейтенант Круглов, командир 3‑й роты, управлял подразделением не только на редкость профессионально, но и рационально, с расчетом, как и должен действовать командир в бою. Судя по расположению батальона, его подразделение находилось на его левом фланге, южнее дороги на Дуброво и обороняло выс. 245.2, находившуюся в полосе наступления 11‑й тд. В донесениях бригады и батальона время отражения этой атаки колеблется между 18.30 и 19.30. Бронетехника противника, пройдя между балками урочища Изотово, вышла на западные скаты выс. 245.2 к ее позициям роты. Бойцы дрались стойко, демонстрируя слаженность и выдержку. После того как вражескую мотопехоту прижали к земле огнем из стрелкового оружия, а танки прорвались непосредственно к траншеям, по приказу лейтенанта Круглова, ее личный состав залег на дно окопов и щелей. Пропустив через себя танки, бойцы продолжили бой внутри обороны батальона, используя при этом в основном «карманную артиллерию» — гранаты, бутылки с «коктейлем Молотова» и ПТР.
Согласно донесению капитана A. M. Кунина, командира 451‑го мсб, на поле боя осталось дымиться 2 танка Т-5 и 18 средних. При этом общие потери по батальону составили всего за три атаки: убитыми — 10 человек (9 красноармейцев и 1 средний командир), ранено 7. Танками были раздавлены один станковый и один ручной пулеметы. Батальон полностью остался на прежних рубежах. В книге мемуаров А. Х. Бабаджанян, впоследствии маршал бронетанковых войск, так описывал свои впечатления о ходе первого боя 6 июля:
«…Наша бригада оседлала автостраду Белгород — Курск, центр обороны — высокий курган в двадцати метрах от дороги. На самой вершине кургана спрятан в укрытии танк командира бригады. Тут тебе и наблюдательный и командный пункты, и долговременная огневая точка — танк буквально зарыт в землю по самую башню.
…Танковые полчища Манштейна, изрыгая пламя из длинных [579] хоботов своих пушек, медленно наползают на наш передний край. Снаряды наших противотанковых орудий, угодив в лобовую броню «тигра», рикошетируют, ставя в небе свечку. А все–таки и «тигры» и «пантеры» ползут с опаской, побаиваются приблизиться к нашим «тридцатьчетверкам», чтоб не угодить под снаряд бортом.
Со своего НП на кургане, лишь малость утихнут артиллерийская канонада и авиационная бомбежка и медленно рассеется дым, вижу все вокруг километров на шесть–восемь, ведь летний солнечный день! Вот за первым — второй эшелон танков противника в предбоевых порядках, вот расположение наших соседей — танковой бригады моего друга Горелова.
Назойливые бомбардировщики противника Ю-87 один за другим, звено за звеном пикируют на курган. Правда, наши зенитчики и «ястребки» не всегда позволяют им бомбить прицельно, но кому приятно сидеть на макушке горки и ждать прямого попадания бомбы! А бомбы падают, падают с выматывающим душу надсадным воем и свистом где–то вокруг тебя, в каких–нибудь пятнадцати–двадцати метрах. Вокруг кургана поле, сплошь изрытое воронками, а макушка кургана как заговоренная — не берут ее бомбы.
Остервеневшие пикировщики бомбят курган с отчаянием, словно именно он один, а не тысячи бойцов повинны в неуспехе фашистских войск.
— Что ж, пусть бомбят, военная фортуна, видно, повернулась к ним задом, и праздничек грядет на нашу улицу!
Это я кричу в трубку по радиотелефону Владимиру Михайловичу Горелову, а он, как всегда уверенный и бодрый, басит в микрофон:
— Держись, Армо. Марс иногда и армянам помогает!
— Спасибо, Володя, знаю, ты всегда был уверен в интернациональных настроениях языческих богов!
— Гляди, — басит Горелов, — на бога надейся, а сам не плошай.
Не плошаю, как могу. Есть потери, но люди чувствуют себя уверенно. С переднего края в полосу обороны бригады отошли артиллерийские подразделения 6‑й гв. А, снова включились в борьбу с танками врага. С ними чувствуем себя веселее, хотя становится все тяжелее.
…А враг упрямо лезет вперед… Где–то танки, противника провалились через первые траншеи нашей пехоты, перевалили через них, углубились в нашу оборону. Кажется, ничего живого не осталось в этих траншеях. Ан нет! Танки ушли вперед, а траншеи ожили, в них поднимаются бойцы и снова ведут бой с вражеской пехотой, наступавшей под прикрытием этих танков. [580]
…То тут, то там стреляющие башенки, чуть возвышающиеся над полем сражения, — это закопанные в землю наши танки. Они менее уязвимы для артиллерийских снарядов. Танковая рота лейтенанта В. А. Бочковского уничтожила десять танков. Лейтенант Б. В. Павлович подбил три вражеских танка, из них одного «тигра» (потом он вместе с экипажем отбуксировал этот «тигр» № 824 в тыл, и эта машина демонстрировалась в Москве на выставке трофейного оружия). Два «тигра» на личном счету лейтенанта Г. К. Карпиноса, три — лейтенанта И. А. Никитина»{538}.
С утра 6 июля и почти до исхода дня наряду с вереницей проблем, возникавших в ходе наступления, генералу Кнобельсдорфу пришлось ломать голову над ситуацией в бригаде «пантер». Помимо того что первые бои выявили ряд существенных недоработок конструкторов новых машин, из–за чего уже их значительное количество вышло из строя, у корпуса возникли и организационные проблемы — встал вопрос о налаживании эффективного взаимодействия 10‑й тбр с корпусом и вообще о создании эффективного органа управления более чем 300 танками дивизии «Великая Германия».
Налаживать связь и взаимодействие с частями «Великой Германии» должен был штаб 10‑й тбр и ее командир полковник Декер. Но к моменту начала операции «Цитадель» непосредственно в район действия дивизии он полностью не прибыл и к работе не приступил. С тем, какая неразбериха творилась в бригаде 5 июля, читатель уже знаком, был об этом осведомлен и Кнобельсдорф. «Из–за возникших трений между отдельными командирами, — писал генерал инспектор танковых войск Г. Гудериан начальнику штаба ОКХ генералу Зейдлицу, — этот штаб на начальной стадии не функционировал»{539}.
Проблемы с управлением продолжились и на следующий день. Перейдя утром 6 июля в наступление, бригада потеряла связь с командованием дивизии. Несколько часов кряду ни генерал Хейерляйн, ни штаб корпуса толком не знали, где находится и как действует, и действует ли вообще, столь мощнейшее бронетанковое соединение. Лишь после того, как в дивизию, а затем и в бригаду был направлен офицер связи, корпус, опять же с трудом, начал получать хоть какую–то информацию. Но и после этого выстроить эффективную систему взаимодействия войск дивизии со столь значительной танковой группировкой не удавалось. В значительной степени этому мешала и личная неприязнь Штрахвица и Декера. Амбиции [581] и отсутствие элементарного взаимопонимания между офицерами наложили существенный негативный отпечаток даже на взаимодействие их в ходе боев. Вот цитата из рапорта, который направил полковник Декер генералу Г. Гудериану 12 июля 1943 г.:
«Господин генерал!
Согласно Вашему приказу докладываю о первых результатах операции, о возникших трудностях и моих впечатлениях после возвращения в штаб бригады, откуда я был вызван в соответствии с приказом. Замечу, что положение дел в мое отсутствие было весьма плачевно, о чем и сообщаю далее.
