Армия позволяла получить определенное образование, а способным, трудолюбивым, стремящимся к получению новых знаний молодым людям закончить военную школу, пройти переподготовку на курсах, а в дальнейшем, возможно, пройти обучение и в военной академии.
К сожалению, социальная среда, тяжелый армейский быт, специфика службы влияли на морально–нравственные основы и качества их характера, формировали в том числе и не слишком привлекательные черты характера, манеру поведения будущих краскомов. Люди обладают различным темпераментом, мировоззрением и мироощущением. Поэтому для командира очень важно иметь терпение, формировать в себе навыки работы с подчиненными. Научиться воспитывать личным примером — знанием техники, вооружения, умением их правильно применять на практике — непросто, вдвойне сложней подчинить себе взрослого человека, порой не только ровесника, но и старше по возрасту, заставить его качественно решать поставленную задачу. Одной из важных черт, которую обязательно отмечали старшие начальники при аттестации молодых командиров в то время, — это личная исполнительность и умение всеми доступными методами на деле добиваться исполнения приказов от подчиненных.
Но из–за неспособности, а нередко и нежелания работать с личным составом ряд командиров кропотливый процесс воспитания порой подменяли жестокостью, откровенным хамством и грубой физической силой, которые, увы, в определенных условиях нередко оправдывали себя. Подобный подход широко использовали командиры всех уровней, в том числе уже и в годы войны генералы и маршалы, чтобы добиться от подчиненных желаемого результата, а среди равных — доказать свою правоту. Приведу воспоминания В. Быкова:
«Генералы и старшие офицеры, как это и заведено во всякой армии, все же управляли не войсками, а стоящими на ступеньку ниже генералами и офицерами — так было сподручнее во всех отношениях. Наиболее честные и умные делали это так, что, вполне удовлетворяя высшее командование, старались не очень притеснять подчиненных, что позволяло им поддерживать репутацию справедливых начальников. Но такая манера поведения вовсе не являлась правилом, а скорее исключением из правил. Правилом же была полная покорность перед старшими и беспощадная жесткость по отношению к подчиненным; на этом в войну преуспели многие. Именно степень требовательности, а не что–либо другое, определяла карьеру самих выдающихся полководцев сталинской школы. Помнится, после войны судили офицера — вполне заслуженного, вся грудь в наградах, боевого полковника, [146] командира гвардейского стрелкового полка. Этот офицер воевал под чужим именем, по документам настоящего, погибшего командира полка, у которого служил ординарцем. На суде ему был задан вопрос: «Как же вы, не имея военного образования, будучи только сержантом, решились на такой подлог, взяли на себя ответственность за судьбы сотен людей? Как вы ими командовали?» На что бывший сержант отвечал с обескураживающей логикой: «Очень просто! Получив свыше приказ, вызываю командиров батальонов и так накручиваю им хвосты, что бросаются исполнять, как угорелые». Наверно, неплохо «накручивал хвосты», если получил за войну к двум незаконно присвоенным еще четыре вполне заслуженных ордена. Действительно, усвоил сталинскую науку побеждать»{116}.
Нельзя сказать, что подобные методы и формы управления войсками являлись доминирующими в Красной Армии, однако были достаточно распространенными в войсках. Так же, как и рукоприкладство старших командиров и генералов. Последнее имело глубокие корни и пришло в РККА из царской армии. Знаменитую «зуботычину» практиковали многие офицеры старой армии. Известно, что и сам Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин советовал своим генералам и маршалам нерадивых подчиненных воспитывать «битьем по морде». Вот лишь несколько примеров того, как эта установка воплощалась в жизнь. Процитирую отрывок из приказа командующего 4‑м Украинским фронтом от 15 февраля 1945 г.:
«2 февраля 1945 года командующий 1‑й гв. армией генерал–полковник Гречко, проверяя готовность войск 2‑го гв. ск к наступлению, установил, что командующий артиллерией 271‑й сд полковник Ханович, несмотря на то что артиллерия дивизии вела на занимаемом рубеже бой четвертые сутки, оказался к бою не готов.
Генерал–полковник Гречко, не ограничившись руганью и бранью по адресу полковника Хановича, избил последнего, после чего приказал его арестовать.
В последующие дни полковник Ханович приказом по армии был отстранен от должности»{117}.
Война заметно снизила планку требований к нравственному и моральному уровню всего личного состава, в том числе старших офицеров и генералов. В годы Великой Отечественной у командиров РККА появилось еще одно весомое средство воздействия на подчиненных — расстрел. Надо признать, нередко его применяли, не только в крайнем случае, им часто стращали подчиненных и командиры рот, и командующие [147] фронтами, раздавая обещания расстрелять за дело и без дела. В руках самодуров, которых, увы, было немало, большие полномочия старшего начальника превращали и без того тяжелую фронтовую жизнь в пытку, мешали наладить эффективную работу офицерского коллектива. Вот как виделось отношение высшего командного состава армии, в частности, к комдивам (из письма командира 141‑й сд Юго — Западного фронта полковника Тетушкина, направленного им секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову):
«Я был в 33‑й армии зимой этого года (1941/942. — В. З.). Там дело обстояло просто. Вызывает к телефону командарм или его начальник штаба, или даже начальник оперативного отдела командира дивизии, его начальника штаба или ВК{118} дивизии и кричит: «Сволочь, оболтус… твою мать… почему ваш полк не может взять деревню, сегодня приеду и расстреляю вас всех».
Конечно, никто из них за полгода к нам в дивизию не приезжал, а по телефону расстреливали командование дивизии по пяти раз в день. Я задаю вопрос — когда и в какой армии были или есть такие отношения между высшим комсоставом? Разве это поможет успеху боя? Как раз наоборот. Эта закваска спускается вниз во все звенья. Кругом стоит сплошной мат. А дело, конечно, не улучшается, и улучшиться не может от этого. Командарм 33‑й армии даже бил по лицу командиров, причем совершенно ни за что.
Применяя эти методы, командир расписывается в своем бессилии, значит, у него нет более эффективных способов воздействия. Для такого лица, как командир дивизии, достаточно одного замечания в вежливой форме, и он уже чувствует. А помочь ему выиграть бой можно толковым указанием — как лучше организовать операцию, вовремя придать необходимые средства, дать необходимое время на подготовку боя. Смешивать командира с землей ежечасно и ежеминутно — это значит создавать такое положение, чтобы командир не имел никакого авторитета у подчиненных. История военного искусства говорит, наоборот, что во все времена и во всех армиях принимались меры к созданию огромного авторитета для офицеров. Это имело и имеет решающее значение в войне и непосредственно на поле боя. Такое отношение к командирам, возможно, имеет место не во всех наших армиях. Но почти везде не считаются с мнением командиров дивизий (который лучше, чем кто–либо другой, знает условия обстановки в своей полосе), а просто ему говорят: «Записывай, что я приказываю, и делай». А вот история всех войн подсказывает нам, [148] что, организуя какую–либо операцию, собирается совещание высшего комсостава для обсуждения вопроса — как лучше организовать эту операцию. У нас совещаний и заседаний миллион, но такие, что я сказал выше, не практикуются»{119}.
