Общими для обоих фронтов были планируемая продолжительность (примерно до 30 минут) и планируемый расход боеприпасов (примерно до 0,5 боевого комплекта). Такое различие в организации контрподготовки объясняется, по нашему мнению, с одной стороны, недостатком опыта, а с другой — наличием разных взглядов на задачи контрподготовки.
Мы не допустим большой ошибки, если заметим, что обилие вариантов никогда не считалось достоинством планов. Поэтому не случайно, что в 7‑й гв. А действительность сразу опрокинула эту многовариантность.
Представляет интерес и решение вопроса об объектах подавления противника: где рациональнее были избраны объекты для поражения — в 13‑й или в 6‑й гв. А? Следует заметить, что современные уставы не дают четкого ответа на вопрос о главных объектах контрподготовки. В них перечисляются вообще все возможные для удара объекты, включая, разумеется, и артиллерию противника.
Возникает вопрос, какие же из этого большого перечня [283] объекты следует выбрать для поражения в период контрподготовки, если войска перешли к обороне из–за недостатка сил и средств или из–за невыгодного соотношения их? Можно ли рассчитывать на такое подавление вражеской артиллерии, при котором танки и пехота противника окажутся не в состоянии наступать в назначенное время?
Нам представляется, что огневой удар необходимо наносить по тем силам, которые предназначены для непосредственного наступления. Если раздавить танки и пехоту, некому будет наступать даже при наличии нетронутой артиллерии. Наоборот, оставшиеся целыми танковые и мотострелковые части и подразделения первого эшелона всегда пойдут в наступление, даже при значительных потерях в артиллерии. Поэтому, по нашему мнению, предпочтение следует отдать решению командующего 6‑й гв. А, где основной удар был направлен против танков и пехоты в исходном районе. Что касается проведения контрподготовки, то ее нельзя признать безукоризненной»{207}.
В 6‑й гв. А этот план был введен в действие во второй половине дня 4 июля. В момент атаки противника на боевое охранение 22‑го гв. ск в штабе артиллерии шел сбор командующих артиллерией корпусов и дивизий. Исходя из складывавшейся ситуации, И. М. Чистяков отдал распоряжение командующему артиллерией армии генерал–майору Д. И. Турбину готовить подчиненные части к началу контрподготовки. На этом совещании и были поставлены задачи о готовности к открытию огня, указаны объекты контрподготовки каждой дивизии и резерву, определены ее продолжительность и количество боеприпасов — 0,5 боекомплекта.
Около 22.00 Н. Ф. Ватутин связался с И. М. Чистяковым и отдал распоряжение о начале контрподготовки. В частях 6‑й гв. А она должна была пройти в два этапа: первый — вечером 4 июля, второй — уже ночью 5 июля.
«…Согласно принятому решению в 22 ч. 30 м. 4 июля 1943 г. по условленному сигналу (выпуск свыше сотни цветных ракет) был произведен пятиминутный огневой налет по 17 районам сосредоточения танков и пехоты, 12 наиболее вредящим батареям, 17 наблюдательным пунктам и другим целям.
5 июля 1943 г. с 3 часов контрподготовка была продолжена и началась повторным огневым пятиминутным налетом по пунктам сосредоточения противника ур. Королевский, Бутово, Раково, Заготскот, Ближне — Ивановский, Ячнев Колодезь, [284] лес северо–западнее Покровка, северная окраина Белгород, ур. Сухой Верх.
После первого пятиминутного налета в течение пятнадцати минут велся методический огонь по этим районам.
Контрподготовка заканчивалась десятиминутным огневым налетом по пунктам сосредоточения танков и пехоты противника. Полки PC в период контрподготовки дали по три залпа по районам сосредоточения живой силы противника.
82‑мм минометы вели огонь по траншеям противника, нанося потери живой силе в исходном положении, а 120‑мм минометы — по исходным позициям пехоты противника за обратными скатами»{208}.
Уже после войны командующий 6‑й гв. А так вспоминал об этом напряженном моменте:
«Из директивы Ставки уже знали, что в период 3–6 июля враг может перейти в наступление, и сообщение солдата было лишь тому подтверждением. Войска были приведены в полную боевую готовность. Командиры соединений заняли передовые наблюдательные пункты. Поскольку мы знали о дне начала наступления противника, было решено провести заранее спланированную артиллерийскую контрподготовку по районам сосредоточения ударных группировок гитлеровцев.
Когда отгремели орудия, у меня, да и у офицеров штаба возникло сомнение: принесет ли эта контрподготовка ожидаемый эффект? Правда, вслух этого не говорили, но каждый так думал…
Мучительно тянется время. Уже 5 часов 50 минут, а противник не наступает. Волнуемся. Звонит ВЧ. Слышу знакомый спокойный голос командующего:
— Иван Михайлович, почему противник не наступает на вашем участке? Скоро шесть, а по данным вашей разведки, он должен в пять…
Я молчу. Слов нет.
Николай Федорович продолжает:
— Не всыпали ли мы по пустому месту несколько вагонов боеприпасов? Тогда попадем мы с вами в историю военного искусства в качестве примера, как не надо проводить контрподготовку.
Убил он меня! Но в эту минуту я уловил отдаленный гул моторов и с облегчением закричал в трубку:
— Товарищ командующий, я слышу гул моторов! Танки! Вот и артиллерия заговорила!
— Ну, хорошо, желаю успеха»{209}. [285]
В столь же непростой ситуации оказался и генерал К. К. Рокоссовский, командующий соседним Центральным фронтом. Его войска также должны были открыть упреждающий огонь по изготовившемуся противнику. Однако, несмотря на собранную информацию разведкой и показания пленного ефрейтора Б. Формелла из 6‑й пд, захваченного разведчиками 15‑й сд, полной уверенности не было. В книге «Солдатский долг» он так описывал свои размышления в тот момент:
«…Верить или не верить показаниям пленных? Если они говорят правду, то надо уже начинать запланированную нами артиллерийскую контрподготовку… Времени на запрос Ставки не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжелым последствиям. Присутствовавший при этом представитель Ставки Г. К. Жуков, который прибыл накануне вечером, доверил решение этого вопроса мне»{210}.
Неопределенность в момент принятия решения на открытие огня и отсутствие полных, достоверных данных о результатах, которые так и не были опубликованы после войны ни у нас, ни на Западе, во многом повлияла на неоднозначную оценку этого этапа Курской битвы историками. В советской исторической литературе возобладала официальная точка зрения:
«Контрартподготовка застигла врага врасплох, нанесла ему значительный урон и спутала карты в решающий момент. Немцы вынуждены были перенести начало общего наступления на два часа».
В основе этого тезиса лежит отчет командования Воронежского фронта «Июльская оборонительная операция, проведенная Воронежским фронтом в период 4–23 июля 1943 г. на Белгородско — Курском направлении». Подготовлен он был «по горячим следам», в конце июля 1943 г. В 1975 г. вышла в свет книга воспоминаний И. М. Чистякова «Служим Отечеству», в которой полностью нашла свое подтверждение эта точка зрения. Кроме того, Иван Михайлович, непосредственный участник тех событий, для широкой аудитории достаточно интересно и ярко описал, как успешно была реализована задумка советского командования в полосе 6‑й гв. А. Выдержки из этого издания уже цитировались выше, обратимся еще раз к нему:
