— Он хоть живой? — спросила проводница и зевнула от всей души, продемонстрировав коронки из нержавейки и гланды.
— Не знаю. — Мой голос прозвучал совсем тихо и даже как-то жалко.
— Пошли. Надо бы глянуть. — Мужик легко, одним пальцем отодвинул меня в сторонку и решительно двинулся по проходу пузом вперед, с руками на отлете.
Спина его и сама походка выражали решительность и отвагу. Следом, колыхая выпуклостями, лениво двинулась проводница. Я робко замкнул колонну и держался на некотором отдалении.
В Брянске пострадавшего сняли с поезда. Прямо к вагону подошла «Скорая». Двое мужиков довольно хрупкого сложения погрузили его на носилки и, кряхтя, поперли к выходу. Он, не поворачивая головы, глянул на меня сквозь навернувшиеся слезы.
Я улыбнулся ему и помахал на прощанье рукой. Дескать, даже не благодари. На моем месте так поступил бы каждый. Такое случается не так уж и редко. Отправился человек по шерсть, но встретил достойного противника и вернулся стриженный под полубокс.
Так что давай-ка без обид, мужик. Лечись и надейся на лучшее. Тут ведь может по-разному повернуться. Если тобой займется специалист класса Сергея Ивановича Львова, то недели через три ты начнешь ходить, а еще через пару-тройку месяцев сможешь вернуться в профессию. Ну а коли угодишь в руки какому-нибудь мануальному халтурщику из числа бывших сантехников, то будешь остаток жизни передвигаться исключительно с помощью костылей. С позвоночником шутки плохи.
Странный тут у них в Киеве вокзал: ни одного бомжа на перроне и чисто, блин, как в трамвае. Как будто его старательно вымыли с мылом перед моим приездом и везде новенькие урны расставили, чтобы было куда плевать.
Я поднялся по лестнице, прошел застекленным переходом, купил в буфете стаканчик эспрессо за очень смешные деньги. В переводе на российские получилось всего тридцать рублей. У нас за такую сумму можно в лучшем случае получить по морде, да и то тот тип, который тебе врежет, доплаты потребует.
Я вышел через стеклянные двери, остановился, поставил на парапет сумку, картонный стаканчик с кофе и полез за сигаретами. Потом глянул на часы: ого, поздновато. Я перевел стрелки на час назад. Да, вот теперь в самый раз.
Жара спала, на город опустилась прохлада. В такую погоду хорошо гулять. Я обязательно прошелся бы, если бы знал, куда идти.
Я с удовольствием подымил сигареткой под очень даже приличный кофеек. Он на ночь, говорят, вреден, потому что возбуждает. Меня же этот напиток, наоборот, успокоил и расслабил.
История, произошедшая сегодня днем, успешно перешла в разряд прошлого, такого незначительного, что и вспоминать-то не стоит. Оно и правильно, нечего страдать и переживать. Жить надо настоящим, неповторимым и своеобразным текущим моментом. Таким, как сейчас. Стою себе, пейзажами любуюсь, кофе пью. Никого не трогаю, да и сам никому не нужен. Красота!
Я допил, докурил, культурно выбросил пустую тару и окурок в урну, спустился по ступенькам к стоянке такси. Там я открыл заднюю дверцу машины, забросил на сиденье сумку и устроился сам.
— Куда едем? — с ощутимой ленцой спросил мужик средних лет в сетчатой безрукавке на голое тело, сидящий за баранкой.
Наверное, он угадал во мне москаля. В зеркале, укрепленном на лобовом стекле, я увидел, как у него загорались глаза. Так ведут себя лампы в старом приемнике или телевизоре.
— Площадь Победы, гостиница «Лыбедь».
— Семьсот гривен, — выдал он тоном, не терпящим возражений, и я заржал во весь голос, не сдержался.
По-вашему, все романтики и мечтатели уходят в моряки или трудоустраиваются космонавтами? Хрен в сумку! Они месяцами болтаются по морям и океанам или тусуются в космосе исключительно для того, чтобы не возвращаться каждый день домой, в до боли любимую семью.
Те персоны, которые реально способны воспарить душой на ровном месте, работают таксистами. Днем и ночью, в любую погоду, от Вальпараисо до Магадана, от Рейкьявика до города Ош, который и на карте-то не сыскать.
Они крутят баранку, мотаются, как соленые зайцы, надоевшими маршрутами, околевают от холода или плавятся от жары, зарабатывают геморрои и инсульты от нервных перегрузок. Терпят со смирением хамство пассажиров и сами отвечают им тем же.
Все это время такие вот романтики без остановки лелеют мечту всей своей жизни. Вдруг прямо сейчас, сию минуту, откроется дверца. В старую, битую, десять раз рихтованную тачку с шашечками заберется лох, набитый по самое горло денежными знаками, попросит отвезти его совсем недалеко, заплатит сколько скажут, да еще и сверху подбросит. А потом и вся остальная жизнь наладится.
— Триста пятьдесят, — пошел на попятную водила.
Он проговорил эти слова и замер в тревожном ожидании. А вдруг?
— Продолжайте, поручик, — проговорил я сквозь смех. — Будьте ближе к суровой правде жизни.
— Да черт с тобой, сто, — разочарованно буркнул он, угасая взором и теряя ко мне всяческий интерес.
Мы поехали. Совсем, как выяснилось, недалеко.
Куплет седьмой Я НЕ УЧАСТВУЮ В ВОЙНЕ, ОНА УЧАСТВУЕТ ВО МНЕ
Несколько дней спустя. Киев. Вечерком под яблоней в саду
— Ну и все, завтра выезжаем. — Влад поправил наушник, бросил взгляд на человека, сидящего рядом. — Что-то ты совсем не рад. Так не любишь природу, или в душе уже нет места для романтики?
— А хрен ли ее любить, — буркнул Погромщик.
Как и все люди, служба которых проходила в основном вне теплой вонючести каптерок и кондиционированной свежести больших штабов, он давно выработал самое что ни на есть потребительское отношение к той самой природе. Дмитрий охотно восседал под водочку с закуской в саду или ночевал на открытой веранде. А вот торчать сутками где-то вдали от цивилизации, кормить собой всякую летающую и ползающую погань, черт знает чем питаться самому и не спать ночами Погромщик категорически не желал. Он совершенно искренне расстраивался от мысли о том, что ему все равно это делать.
— Выше голову, дружище, — заявил московский интурист и набулькал себе в чашку кипятку из самовара, не электрического, явно родом из проклятого прошлого. — Нас ждет настоящая жизнь, полная опасностей и приключений. Как в романах Майн Рида.
— Главное, чтобы не как в немецкой порнухе. В смысле, чтобы нас с тобой не оттрахали, — пояснил самым непонятливым киевлянин, напрочь лишенный романтики. — А то слишком уж гладко все пока идет.
— Это точно, — согласился Влад. — Как в учебном кино. Наш друг который уже день шляется по городу, наружка за ним бродит как приклеенная, и все счастливы. Красота! Даже жалко, что эта лафа вот-вот закончится. Все необходимое оборудование собрано, завтра ближе к вечеру он выезжает. Я двигаю следом, ты будешь ждать всех, кто приедет, на месте.
— Уверен, что так все и будет?
— Если честно, нет, — сказал Влад и долил в чашку заварки из чайника, такого же пузатого, как народный избранник, пошедший на второй срок. — Но уж больно хочется верить.
