Решив вопросы с билетной очередью и отстояв положенное, он забежал домой — предки на даче, в доме свобода, — принял душ, переоделся и направился в тихий переулочек, где притаилась малоприметная хибара Витьки Жедя, занимавшегося приемом стеклотары.
Уже отцвели старые тополя, перестал лезть в нос надоедливый пух, зелень покрылась вездесущей городской пылью, в переулочке тихо и прохладно, на закрытом деревянным ставнем окошке приема бутылок налеплена бумажка с корявой надписью: «Нет тары», но калитка в заборе приемного пункта приоткрыта.
В тесном дворике, — сидя на пустых ящиках и поставив один между собой, как стол, покрытый вместо скатерти газеткой, — устроились Витя Жедь и его новый помощник Гришка Анашкин. Импровизированный стол не отличался особым изобилием или изысканностью — бутылка водки, мутные граненые стаканы, горка соли на клочке оберточной бумаги, пучок редиски и черный хлеб.
— Привет, — поздоровался Олег.
Ворона молча налил ему водки и щедро дал редиску, предварительно обмакнув ее в соль.
— Выпиваете? — услышал он сзади знакомый голос и, обернувшись, увидел Аркадия.
— Тары нет, — меланхолично отозвался Витек и разлил по стаканам остатки спиртного. — А когда тары нет, какая работа?
— Кончайте эту богадельню, — поморщился Лыков. — Надо о деле поговорить. Как твои проблемы? — повернулся он к Гришке.
— Тетка говорит, приходили старые приятели, — осклабился тот. — Я пока у Витька ночую, а номерочки сделал, щас покажу.
Он быстро сходил в сарай и вернулся с номерами в руках. Аркадий взял один. Лихая работа — на прямоугольнике плотного картона налеплены цифры и буквы из пластилина, а потом все раскрашено в нужные цвета. Издали не отличишь от настоящих государственных номерных знаков.
— Молодец, — похвалил он Ворону.
— А-а, — отмахнулся тот, забирая номер, — надо будет с пары-тройки чужих тачек номерки поснимать, пригодятся.
— Садись, — подавая Лыкову ящик, предложил Жедь.
— Я тут посоветовался, — опускаясь на предложенный ящик, сказал Аркадий, — есть смысл достать пару стволов. Еще надо понаблюдать за нашим мафиози, выяснить его подноготную, но самого пока не трогать.
— Это можно, — согласился Жедь, — в таких делах есть свои правила игры. Полагаешь, нам не захотят просто так отдать желаемое? Придется предъявлять калибр?
— А ты как думал? — вдруг обозлился Кислов. — На тарелочке поднесут? Шантаж или рэкет здесь не пройдет, не та публика. А потери тоже ни к чему, вдруг начнут отбиваться.
Ворона слушал их с затаенной тревогой — чудят «вольные стрелки», к мокрому делу тянутся. Может, бросить их, пока не поздно, да и полинять из города в другие населенные пункты — мало ли их по России-матушке разбросано? С другой стороны, не дурни же они, чтобы открывать пальбу? Первый же выстрел поднимет на ноги всех ментов, и тогда пиши пропало мечтам о деньгах. Попугать, конечно, можно, и даже полезно — отчего не пугнуть клиента калибром, что придает любым требованиям особый, ни с чем не сравнимый вес и значимость, — таковы правила игры!
— Есть у меня одна мыслишка, — задумчиво протянул Жедь, — только бы удалось нужного человека отыскать.
— Обсудим, — вставая, пообещал Лыков. — Григорий добудет машину, только с предельной осторожностью, и начинаем работать с Михаилом Павловичем вплотную. Время идет, а мы топчемся на одном месте.
— Сдвинемся, — заверил Олег.
Аркадий не ответил. Взяв свой дипломат, он пошел к калитке и, уже открыв ее, обернулся:
— Жду сообщения о машине. А ты, Витек, заходи вечером, поговорим.
Стукнула дверца в заборе, и как будто и не было здесь инженера Лыкова.
— Тачку я уже присмотрел, — сообщил Ворона, доставая еще одну бутылку. — Ну, давайте, что ли, со свиданьицем?
Михаил Павлович не любил самолеты и аэропорты. Задерживают вылеты, требуют непременно регистрации бог знает за какое время до посадки, мучают неизвестностью и не гарантируют, что в салоне авиалайнера рядом с тобой не окажется какой-нибудь террорист с бомбой или обрезом под полой и не прикажет, угрожая взорвать самолет, изменить курс, отправившись куда-нибудь на задворки цивилизованного мира. Ладно, если только бы туда пришлось лететь, а то еще старательные «вызволители» затеют стрельбу, не думая об остальных пассажирах, — это страшнее всего…
До аэропорта Котенев доехал на такси — лучше, конечно, было бы добраться на своей машине, но где ее оставишь? А если и найдешь местечко приткнуть, то потом обнаружишь ли по возвращении в полной сохранности? Сейчас вокруг такие мастаки, что как минимум бензин из запертого бака сольют, не говоря уже о прочем. Что их вынуждает заниматься подобными вещами? Все тот же пресловутый дефицит! Запчастей нет, машины дорожают, сервис дерет немыслимые деньги, гаражей нет, стоянок нет. Господи, устанешь перечислять, чего нет.
Расплатившись с водителем, Михаил Павлович прошел в здание и встал в очередь на регистрацию. Девушка за стойкой работала медленно, и раздражение у Котенева постепенно нарастало, но он пытался сдерживаться, не дать эмоциям выйти из-под контроля — все не так, черт бы побрал, все наперекосяк, из рук вон, а тут еще эта едва ползает, словно сонная муха.
Несколько дней назад Михаил Павлович и в мыслях не держал отправиться куда-либо на самолете «Аэрофлота» в общевыходной субботний день. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Дела вдруг приобрели неожиданный оборот — множество проверенных долголетним сотрудничеством людей ни с того ни с сего начали отказывать Михаилу Павловичу в своем благорасположении и требовали немедленной оплаты услуг по немыслимо высоким ставкам и тарифам. Путалась и рвалась издавна отлаженная система поставок и связей, начались перебои у Рафаила Хомчика и Сашки Лушина. Уж не всемогущая ли длань Курова смешала и переставила фигуры? Не желает ли он подобным образом показать, что время, отпущенное им Котеневу для размышлений, давно истекло и пора отвечать на сделанные предложения, не дожидаясь ультиматума и открытого объявления войны?
К этому выводу Михаил Павлович пришел однажды вечером, задержавшись на работе.
«А не позвонить ли мне самому, — сказал себе Котенев, листая министерский справочник, — так, мол, и так, драгоценный Сергей Владимирович, решил вот побеспокоить, спросить, как ваши дела и здоровье, и заодно намекнуть на необходимость вновь встретиться и побалакать за чашечкой кофе и рюмочкой коньяку. Откажется? Невероятно. Он ждет моего звонка, как командующий армией ждет появления белого флага на башнях осажденной им крепости. Итак, придется звонить? Обстоятельства вынуждают».
Невольно скорчив кислую мину, Михаил Павлович набрал номер служебного телефона Курова. В наушнике щелкнуло, потом чередой пошли долгие, равнодушные гудки.
«Неужели этот счастливчик может себе позволить вовремя уходить домой?» — с недоверием подумал Котенев, отыскивая номер квартирного телефона Сергея Владимировича.
