Глава 1
Столоначальник ухватил просителя за бороду.
— А ну покажь бородовой знак!
Проситель, выпучив от боли и унижения глаза, трясущейся рукой достал из кармана знак и показал его чиновнику. Столоначальник Игнатьев сменил гнев на милость:
— Чего хотел-то?
Сидя за своим столом, Андрей припомнил, что знак сей введён ещё Петром Великим в 1705 году.
Удовольствие носить бороду стоило дорого. С купца средней руки — шестьдесят рублей в год, а с горожанина — тридцать. Сумма изрядная, если учесть, что у самого Андрея жалованье было всего тридцать семь рублей. Конечно, крестьяне в деревне бороду носили безвозбранно, однако же при посещении города были обязаны платить на городских воротах налог в копейку.
Андрей предпочитал бриться, хотя, по правде сказать, и брить-то особо было ещё нечего — на щеках был пушок.
Было от роду Андрею двадцать пять лет, и был он из детей боярских. Род его хоть и был старинный — родитель вспоминал, что прадед его самому Петру Великому служил, однако обнищал. Отцу, Михаилу Евграфьевичу, удалось пристроить Андрея в Санкт-Петербургскую канцелярию юстиц-коллегии. Должность была, правда, самая низкая — служитель, даже не коллежский регистратор, что относится к 14-му классу. Грамотой Андрей владел хорошо, почерком ровным, что столоначальник ценил. Притом обладал умом аналитическим, наблюдательностью, чего начальство не замечало.
Два года Андрей уже протирал штаны в казённом ведомстве без всяких перспектив на ближайшее будущее. С тоской он прикидывал, что сидеть ему в служителях долго, если не подвернётся счастливый случай.
Андрей задумался и даже не заметил, как посетитель ушёл.
Начальника своего, Игнатьева, Андрей не любил — даже побаивался. Савва Игнатьев имел должность коллежского секретаря, относящуюся к 10-му классу, был своенравен, крут, груб с посетителями и заискивающе мягок с вышестоящими. «Эх, попасть бы в розыскную экспедицию — там работа живая, — думал Андрей, — однако вакансий нет, потому как невелика экспедиция, всего два члена и восемнадцать служителей».
Да, видно, повернулась удача к Андрею лицом. Уже после обеда, к вечеру ближе в канцелярию не вошёл, а ворвался купец с багровым кровоподтёком под глазом. То, что это был именно купец, Андрей определил сразу — лицо бритое, и одежда не немецкого покроя, а русская: шёлковая красная рубаха, кафтан синий, штаны суконные, чёрные и заправлены в короткие мягкие сапожки.
— Это что же деется! — с порога заорал он. — Честного человека белым днём обобрали! Я — купец второй гильдии, а меня какие-то шпыни побили!
Савва Игнатьев на мгновение ошалел от такого напора, но потом пришёл в себя.
— Где обобрали?
— Рядом совсем — квартал отсюда! На Екатерининском канале, у немца, что трактир там держит.
— Как фамилия?
— Они мне что? Назвались?
— Да твоя фамилия!
— Рыбнев. Нифонт Рыбнев.
— Описать их сможешь?
— Это как?
— Ну выглядели разбойники как?
— Один — во! — Купец развёл руки. — Амбал настоящий. А второй — шкет.
Савва обвёл глазами комнату. Как назло — никого из розыскной экспедиции. Только Андрей в углу, за своим столом скрипит гусиным пером — не очень-то, впрочем, и активно, больше прислушивается к разговору. Да тут и глухой услышит — купец кричал в полную силу лёгких.
— Угомонись, купец, э-э-э… Как там тебя?
— Нифонт.
Савва нашёл выход из затруднительной ситуации.
— Вот, с тобой пойдёт наш служитель, Андрей Путилов.
— Благодарствую, ваше благородие!
Для «благородия» Игнатьев чином не вышел, но обращение ему явно польстило, он самодовольно улыбнулся.
Купец размашисто шагал, рядом, едва поспевая, почти бежал Андрей.
— Брат с Урала надысь вернулся, говорит — казаки на Яике бунтуют. Не слыхать ли чего?
— Не слыхать, — коротко ответил Андрей.
Его больше занимал вопрос «Что делать?». Вот приводит его купец на место, где его ограбили, — а дальше? Теоретически он имел понятие, читал в указах, слышал разговоры. Но сам никогда на месте происшествия не был.
Купец остановился недалеко от моста, называемого ещё Полицейским, — через Мойку.
— Вот туточки они и напали на меня. Сначала шкет пристал, а потом, когда я его послал по матушке, уж амбал вмешался. Двинул в ухо да в глаз. Кулачищи пудовые, свет в глазах померк. Тут они пояс вместе с кошелём и срезали.
— Денег сколько было?
— В самую точку вопрос! Двести рублей ассигнациями по двадцать рублей. Я как раз из Купеческого банка на Петербургскую сторону шёл, на Сытный рынок. Лавка у меня там, в ряду.
К Андрею приближалась наёмная пролётка с седоками. Копыта лошади звонко цокали о булыжную мостовую, из экипажа неслась пьяная песня.
Андрей посторонился, а купец вдруг застыл на месте.
— Они это, ей-богу они едут и песни горланят!
Купец занервничал, шагнул с мостовой на тротуар, потом назад.
— Господин Путилов, да сделайте же что-нибудь! Ведь уедут же!
Андрей бы и рад был остановить пролётку, да как? Сюртук форменный на нём — такой же, как и на многих других служащих, оружия нет при себе никакого — даже ножа завалящего.
— Стой! — закричал он кучеру.
А купец неожиданно шагнул прямо к лошади и схватил её под уздцы.
Лошадь мотнула головой и встала. С козел вскочил кучер и взмахнул кнутом. Купец получил бы удар, если бы Андрей не успел вскочить на колёсную ось и толкнуть кучера. Не ожидая толчка сбоку, тот вывалился на мостовую и заорал.
Заслышав вопли кучера, к пролётке поспешили два солдата.
Андрей обернулся к седокам. Про себя отметил, что они похожи на описанных купцом амбала и шкета. Оба вдрызг пьяные. Горланить, правда, перестали и мутными глазами непонимающе уставились на Андрея.
Андрей с места кучера прыгнул на седоков и ногой нанёс сильный удар в живот амбалу, пытаясь вывести из строя наиболее грозного противника. Амбал широко разинул рот и согнулся.
Подоспевшие солдаты по ошибке схватили купца.
Андрей повернулся:
— Я из юстиц-коллегии, помогите схватить этих двух преступников!
Кучер замолчал, а солдаты с обеих сторон вскочили на подножки пролётки. Один из солдат, молодой здоровый парень, явно из крестьян, как пушинку выдернул из пролётки шкета и приложил его о мостовую. Амбал очухался от удара Андрея. Увидев, как обижают шкета, он поднялся во весь рост и ударил второго солдата кулаком в грудь.
