ОН НЕ НАСТОЛЬКО СЛОЖЕН. ОН ГОРАЗДО ПРОЩЕ.
Насчет игры странник был прав. Но сам-то он кто в этом раскладе? Третья сторона… Наблюдатель? От кого?
Не от людей, мгновенно осознал Егор. Обе петли появились сразу после встречи со странником – в электричке и в лифте. Поправку к рекордам он обнаружил лишь благодаря книге странника, и сегодня – то ли сон, то ли явь, но странник опять что-то изменил. Изменил в мире. В Близнеце? Да, он говорил об этом. Близнец… место, где мы живем. Не планета – место.
Егора пробрала дрожь. Он полез за книгой, но вспомнил, что оставил плащ в музее.
ВЫ ЕЩЕ ВЕРНЕТЕСЬ, ВАМ ДЕВАТЬСЯ НЕКУДА.
Это были слова Катерины. Сегодня все только и делают, что цитируют послание.
Лифт остановился на его этаже, но покинуть кабину Егор не смог: путь преграждала высокая тележка, накрытая черной пленкой.
– Секундочку, – сказал молодой парень в форменном плаще. – Тут у нас…
В голове сверкнуло: Маришка! Они с ней что-то сделали! А он – про поддавки… Тюфяк набитый!
Егор подался вперед и, затаив дыхание, взял уголок покрывала.
– Не надо, примета плохая, – остерег его парень.
– Хуже не будет, – сказал Егор.
Поборов слабость, он приподнял пленку и чуть не засмеялся от счастья – это был мужчина лет пятидесяти. Кажется, он жил в левом крыле здания. Покойник был домоседом, и за все время Егор виделся с ним раза два или три. Он даже фамилии его не знал.
На груди у мужчины лежал планшет с заполненным бланком, и Егор, бесцеремонно откинув клеенку, прочитал:
ЖМЫХОВ АНАТОЛИЙ ГЕННАДИЕВИЧ.
– Сердце, – кратко пояснил парень и, ударив ногой по колесу, отодвинул тележку в сторону. – А будете без плаща ходить – на таком же самокате повезем, – добавил он.
– Сам в пассажиры не угоди, – огрызнулся Егор.
Он дошел до квартиры и потрогал ручку – дверь была открыта.
– Ну как там, в музее? – Спросила Маришка, перемешивая в стеклянной миске что-то нежно-розовое.
– Потрясающе, – буркнул он. – Камеру переноса видел, своими глазами. И про Колонизацию… лекцию…
– Ты чего такой бледный?
– Да… на площадке…
– Сосед умер? Я слышала. Салат будешь? Из лосося.
– Буду. Рыбы побольше. А Жмыхов…
– Всех не спасешь, Егор, – не отрываясь от стряпни, сказала Маришка. – Вы направления в клинику разослали? Разослали. Сто Жмыховых явились, а этот поленился. Скоро привыкнешь.
– Дура ты. Я за тебя испугался.
– Это с какой стати? Разве ваш главный по плащам тебе не говорил, что мы друг друга не убиваем?
– А что же вы друг с другом делаете?
Маришка пожала плечами и скрылась на кухне.
– Вообще-то, спасибо, я тронута, – крикнула она.
– На здоровье, – язвительно ответил Егор. – Ты спишь со всеми объектами, или только со мной?
– Только с тобой. Но мне было не противно, – с глумливым спокойствием отозвалась она.
– Спаси-ибо…
– На здоровье, Егор. Они тебе уже сообщили?
– Что?
– Ну, что я…
– Пять минут назад. Вернее, я сам допер, но они тоже догадываются.
– Да уж пора бы.
Маришка снова вошла в комнату – на ней были бриджи и объемная курточка с косой «молнией». В руках Маришка несла две тарелки с салатом.
– Ты куда это собралась?
– Сперва поедим, – сказала она, садясь на диван.
Егор ковырнул розовую массу и отбросил вилку: лосося в салате было не больше половины. Остальное – не-рыба – будило в нем рвотный рефлекс.
– Угораздило же меня со старухой роман закрутить…
– С какой старухой?! – Возмутилась Маришка.
– Ты на десять лет старше меня. По документам.
– А-а… Егор, этой шутке знаешь, сколько? Ну где там ваши бойцы? Я готова.
– Бойцы?.. – Недоуменно переспросил Егор и еле успел уклониться: выбитая дверь плашмя пролетела над столом и ударилась о стену.
В дверном проеме повисло непроницаемое облако пыли, из которого, словно из ночного кошмара, выскочили ноги в мягких, зашнурованных до колен, сапогах.
Степан, самый дорогой курьер на Близнеце, был одет в черную рубаху с длинным рукавом – более абсурдного наряда Егор представить не мог.
– Обедаем? – Слащаво спросил Голенко. – И опять рыбка? Ты, Соловьев, однообразен.
– Стучаться надо, – с улыбкой сказала Маришка. – В школе не учили?
– А я постучался.
Он указал на сломанную дверь и картинно почесал затылок. Когда его ладонь вернулась из-за головы, в ней оказался короткий ребристый цилиндр. Слева от Егора что-то звякнуло, и он вжался в спинку дивана. Маришка, как и Степан, держала в руке парализатор.
Стоянова и Голенко, продолжая улыбаться, целили друг другу в живот и – не стреляли.
– Мы будем платить больше, – сказала Маришка.
– Больше мне не надо, – ответил Степан. – А тебе кроме денег мы предлагаем статус. До конца жизни.
– Орден и коттедж в умеренной зоне? У меня уже есть.
– Значит, не договорились.
– Значит, нет.
В комнате одновременно раздались два щелчка, и Голенко повалился на пол.
– Маришка!..
Та что-то промычала и уронила голову Егору на плечо.
– Вы спятили, да?! – Он вскочил и, прыгнув к Степану, остановился.
Маришка умоляюще смотрела ему в лицо. Моргнув, она показала глазами на сумочку.
– А… анти… – бессильно прошептала она.
– …дот, – хрипнул Голенко.
– Шпионы, маму вашу! – Обозлился Егор. – Как вы меня все!..
Он расстегнул у Степана нагрудный карман и достал оттуда шприц-ампулу. Потом подошел к столу и, вывернув сумочку, разыскал в куче брошек второй, такой же.
– Хорошо, что вы говорить не можете. Представляю, что бы вы тут…
Егор подкинул в ладони прозрачные тюбики и, взглянув на тела, задумался. Из двух вариантов он предпочел бы третий, однако не был уверен и в нем. Оставить обоих и уйти – это поссориться сразу со всеми. Сам по себе, один против Запада и Востока, против двух Австралий, гори они синим пламенем… Не хотелось даже и пробовать.
Он снял на шприце защитный колпачок и слегка надавил – по тонкой игле сползла маленькая слезинка.
– Куда колоть-то? – Раздраженно спросил он у Маришки. – В шею? В руку? В жо?..
– …ута …очешь, – беззвучно ответила она.
