— Я?!
Ася энергично закивала.
— Ну… Ну, допустим… — пробормотал Шорохов. — Так все-таки, зачем?
— Мне надо тебе кое-что передать. От тебя же, — сказала она, дожевав. — Передаю. Кхм-кхм… Шорох, когда урядишь себя в бункере, иди за собой и жди Дактиля. Все.
— Все?… — Олег прищурился. — А Дактиль там откуда?…
— Я его уговорила. Ты сказал — любой ценой, и я…
— Чего-о?! — Он поднялся из-за стола.
— Щас!.. Я по-другому уговаривала, даже лучше получилось. В общем, Дактиль обещал быть.
Шорохов подошел к окну и уперся лбом в холодное стекло.
— Как же ты его нашла?
— Он мне свидание назначал, помнишь?
— Помню-помню…
— Да прекрати ты ревновать! Я… когда у меня кризис закончился… О-о-ох!.. Думала, умру, не выдержу. А ты посмотрел — вроде живая. И сразу кучу заданий надавал.
— Куча — это сколько? — осторожно спросил он.
— Два — что, не куча?!
— Сегодня утром? — уточнил он. — И где?
— Ну там же, где мы и жили. На квартире на этой дурацкой.
— Те же и там же… — отрешенно произнес Олег, вглядываясь в серую от снега ночь. — Квартира занята другими людьми. И уже давно.
— Да, такая колоритная пара: он вечно пьяный, а она вечно в шерстяных носках. Неизвестно, что хуже… Мы перемещались вперед, несколько раз, пока не нашли день, когда квартира была свободна. У меня уже ломка начиналась. Настоящая.
Шорохов не понимал, о чем она говорит, однако что-то в этом брезжило — неуловимое, как снег, отражающий свет, которому ночью и взяться-то неоткуда…
— Ты сказал, что занимаешься какой-то операцией. Очень важной…
Олег отклеился от окна и, налив себе воды, по примеру Иванова, осушил стакан в три глотка.
— Поэтому ты сюда и явилась? То, что ты мне передала… Не было смысла, Прелесть. Я и так пойду за двойником. Он попросит отработать за него операцию, и я пойду. Так было. И ты… напрасно…
Ася посмотрела не него не то с интересом, не то с сочувствием.
— Что у тебя за операция, Шорох? Мне нужно знать, я же не кукла. Я такого не заслужила. Обидно…
— Я тебя прекрасно понимаю, но…
Услышав это «но», она отшвырнула стул и направилась в комнату.
— Погоди! — крикнул Олег. — Ты готова выслушать любую ахи нею?
— Ахинею — не готова, — зло отозвалась она. — Что-нибудь поближе к правде желательно.
— Кто же виноват, что они так похожи… Получай свою правду, скоро человечество погибнет. Целиком. Предотвратить катастрофу нельзя, но можно создать побочную магистралью, где кто-то останется в живых. Операция подготовлена, — торопливо добавил Шорохов, не позволяя ей возразить. — Об этом позаботился Иван Иванович. Теперь ты убедилась, что он не плод моего воображения? Иван Иванович Иванов, прошу любить и… хотя необязательно… Я не знаю, из какого он времени, но это достаточно далеко.
— Не дальше семидесятого, — вставила Прелесть.
— Ты про барьер? Его создали современники Иванова, чтобы остановить события и подверстать наше реальное настоящее под их несуществующее будущее. В котором они, однако, существуют. Уму непостижимо, но у меня нет оснований в этом сомневаться. Вот только… мы не можем проверить, действительно ли там, за барьером, нам что-то угрожает… действительно ли будущее Иванова — последний шанс человечества. Я недавно задумался: а может, его магистраль — это такой кукушонок, который выживает за счет остальных птенцов? Хотя… не все ли равно? В каждой магистрали — те же самые люди, наши потомки.
— Наверно, разницы нет… — сказала Ася.
— Если честно, я ждал от тебя других слов.
— Я не должна была в это поверить?
— Ну… в общем, да.
— Во-первых, я верю тебе, Шорох. А во-вторых… про эгоизм человечества мне не надо ничего доказывать. Я это на себе испытала. Твой Иван Иванович насчет катастрофы мог и не соврать. Для него любая редакция, кроме его собственной, — это и есть настоящая катастрофа… И он по-своему прав. И если бы здесь оказался миллион человек из миллиона разных магистралей, то они рвали бы друг другу глотки и тоже были бы правы. Каждый.
— Не хочу разочаровывать, но у меня мотивы совсем не те. Человечество?… Да срал я на него! Извини…
— Я ведь тоже часть человечества, — сказала она с укором.
— Это единственное, за что его стоит любить. Время, Земля, человечество… Я, опер Шорох, собираюсь все это спасать. Смешно… — Он погладил холодный подоконник и, случайно коснувшись своего пояса, торопливо вытащил из кармашка второй синхронизатор.
— Возьми, это твое.
— Брось куда-нибудь, — отмахнулась Прелесть.
— Возьми, говорю, и спрячь!
— Ты чего задергался-то?
— Расскажи мне, как это — жить без программы. Вот она у тебя кончилась, и… что ты теперь чувствуешь?
— А ты сам не знаешь?
— Откуда?! — вырвалось у Олега, и он мысленно отхлестал себя по губам. — Откуда я могу знать, что ты, Прелесть, чувствуешь?! Да… я не о том, наверно… — Он беспокойно огляделся, словно ему за воротник свалилась гусеница. — Мне скоро уходить, Ася.
— Мы можем больше не увидеться?
— Можем…
Олег представил, как сейчас, в этот самый момент, Иванов открывает сейф и ставит туда чемоданчик… или не сейчас, а через секунду… или через две… Он подумал, что если будет считать убегающие мгновения, то доберется до последнего еще быстрей. А Иван Иванович покинет бункер, и его безумная многоходовка тут же выйдет на следующий круг.
— Я буду тебя ждать, — сказала Прелесть.
— Да… Хорошо…
— Что «хорошо»?… Что ты мямлишь, осел?! Сколько тебе осталось?
— Не знаю. И я не знаю, как это будет… выглядеть со стороны. Не смотри на меня.
— Чего ты боишься, Шорох?
— Ты не должна этого видеть.
Он собрался уйти в комнату и уже шел к двери, но люстра на кухне вдруг погасла. Не была света коридоре. За стеной замолчал телевизор.
— Судьба… — обронила Прелесть.
Олег услышал, как вжикнула «молния», только не сообразил, на чем. Кажется, Ася была в свитере — в том самом, который он купил ей вместо разорванной футболки. Она стояла рядом, совсем близко, но прежде чем Шорохов смог до нее дотянуться, он понял, что уже не успеет.
Иван Иванович положил программатор в сейф и вышел из бункера…
Олег поймал комара на лету и медленно скатал его в комок, — тот размазался между пальцев и перестал существовать.
«Прощай, насекомое… — умиротворенно прошептал Шорохов. — Согласись, в декабре тебе делать нечего».
