Не из жадности, а потому, что имею право. Это моя личная собственность, за которую персонально я же не далее как вчера выложил целых девять долларов семьдесят восемь центов из расчета доллар шестьдесят три за лист.
Я достал из кармана фонарик, зажег его, двинулся вперед, свернул налево, остановился и прислушался. По самым скромным подсчетам, я выиграл у тех ребят около пятнадцати секунд. Значит, если среди них найдется герой, то он прямо сейчас…
Нашелся. Не знаю уж, что там себе сломал этот парень, но заорал он громко, даже слишком, а потом затих.
Согнувшись в три погибели, чтобы не треснуться башкой о какую-нибудь трубу, я прошел сто пятьдесят восемь шагов, миновал один поворот, потом сделал еще двести шестьдесят три шага и свернул налево. Девяносто семь шагов и направо. Пятьсот двенадцать прямо, потом опять направо. Последние двадцать три шага.
И где же лестница?
Я посветил вверх. Вот и она.
Я поднялся по осклизлым скобам и постучал фонариком по железу. В ответ сверху заскрежетало, люк поднялся и отошел в сторону. Я высунул голову наружу и сощурился от яркого солнечного света.
— Что-то ты долго, — заявил Гор.
— Сам бы побегал! — огрызнулся я, поднялся на поверхность и закрыл за собой люк.
Гор уселся за руль, а я вольготно разлегся на заднем сиденье.
— Ну и вонь, — пожаловался мой спутник. — Как из…
— Неужели? Ладно, сейчас что-нибудь придумаю. — Я закурил и поинтересовался: — Так лучше?
— Намного, — ответил он и тоже полез за куревом.
Полиции в аэропорту этим вечером было гораздо больше, чем обычно. А еще по залу болтались глазастые персонажи, бездарно изображавшие прибывающих, убывающих, встречающих. Они вертели головами по сторонам, кого-то высматривая. Давешний блондин, на сей раз в шортах и пестрой гавайской рубашке, восседал на высоком табурете в баре, грустно пил виски как воду и делал вид, что радуется жизни.
Я бросил взгляд влево. Гор стоял у стойки регистрации, а какой-то тип в штатском просвечивал ему ладони ультрафиолетом. Как я успел заметить, так поступали со всеми рослыми темноволосыми мужчинами старше тридцати и просто брюнетистыми. Потом он забрал со стойки паспорт с билетом и посадочным талоном, повернулся и еле заметно подмигнул мне.
Прощай, Гор, славный улыбчивый парень с искалеченным телом и очень даже здоровой душой. Спасибо тебе за все. Даст бог, еще свидимся. Не такая уж она и большая, эта наша планета.
— Твоя очередь, Томас.
— Сейчас. — Я выдал самый похабный анекдот из тех, которые знаю, про пастушку, трех монахов и козла-педофила.
Я был глубоко убежден в том, что такая вот история способна надолго вогнать в краску даже тружениц постельного фронта с трех вокзалов в Москве. До тех самых пор, пока я не услышал кое-что из уст моих новых друзей, учителей начальных классов.
Их было четверо. Рослая блондинка с пышными формами и две брюнетки. Одна плоская и тоже довольно высокая, другая низенькая и круглая как мячик. При них очкастый мужичок с длинными рыжими волосами.
Выражаясь баскетбольным языком, я подставился под блондинку, получил мощный толчок и с писком отлетел в сторону.
— Пожалуйста, извините.
— Что вы, моя госпожа, это я был так неловок.
— Вы немец? — удивилась красавица.
— Увы, только по матери, — с искренним огорчением отозвался я.
С минуту мы смотрели друг на друга, а потом расхохотались так громко, как умеют только немцы, оказавшиеся за пределами фатерлянда. Уж больно я оказался похож на задохлика из их компании по имени Франц. Правда, для этого мне пришлось провести несколько часов перед зеркалом, а он заполучил всю эту красоту от природы-матушки.
Потом мы дружно проследовали в бар, где принялись с энтузиазмом поглощать… нет, вовсе не то, что здесь называют пивом. Ни один человек, хоть раз попробовавший его, настоящего, нипочем не станет глотать эту мочу с консервантами, ее же вкусом и запахом. Мы ударили по виски, немного отполировали его джином и дружно перешли на ром.
— Томас, — представился я компании. — Немец по матери и в душе.
— А кто ваш отец, дружище? — поинтересовался Франц, единственный мужчина в компании, не считая меня.
— Ирландец, — грустно ответил я и вздохнул: — Он разбил сердце моей матушке.
— А она?.. — участливо спросила Хайке, та самая блондинка с крупными формами.
— А она оставила его без гроша при разводе и отсудила дом в Дублине!
Дружный смех и аплодисменты, переходящие в овацию.
— Еще по стаканчику? — предложил я.
— А то! — восторженно заорал Франц. — Кстати, анекдот по этому поводу. — Тут сей фрукт выдал такое, что у меня пятки покраснели.
— Он душка, не правда ли? — проорала мне на ушко красотка Хайке. — А уж какой шутник!
— Точно, — согласился я. — Еще какой.
— Это мой муж! — гордо призналась она. — Бывший. — Она кокетливо ущипнула меня за задницу, как раз за то самое место, которым я приложился о канализационный люк.
Время до посадки пролетело быстро, незаметно и весело. Все мы были настолько незакомплексованы и очаровательны, что оказались в самолете в числе первых. Сотрудники аэропорта поспешили побыстрее затолкать нас на борт, потому что своими воплями и жеребячьим ржанием мы напрочь перекрывали сообщения по громкой связи и даже шум двигателей самолетов.
— Увидимся, сладенький! — промурлыкала Хайке и лизнула меня в ушко.
— Само собой, — отозвался я и пошел вперед по салону.
Прощай, красавица. Ко времени прибытия в Мюнхен ты протрезвеешь и превратишься в строгую и чопорную училку. Вот так, толком не начавшись, и заканчиваются курортные романы.
Я подошел к своему креслу. Место рядом уже было занято.
— Добрый вечер, — учтиво поприветствовал я соседа у окна.
Пожилой джентльмен повернулся ко мне. Я внимательно посмотрел на него, и ноги мои подкосились от ужаса. Самое страшное, что может случиться с пассажиром воздушного лайнера — это заполучить в соседи неутомимого говоруна-всезнайку. Именно мне выпал этот счастливый билет. Не успел я приземлить пятую точку на кресло, как он затянул монолог и не прекращал его до самой посадки.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Глава 39 ЛИРИЧЕСКАЯ
В чем смысл жизни? Для одних — жрать тазиками белужью икру и запивать сию прелесть кислым французским шампанским по пять тысяч ихних условных единиц за бутылку, для других — плавать по теплым морям на яхте размерами с линкор или спускаться с гор зимнего курорта для избранных прямиком в койку к моделям. Заседать в какой-нибудь думе, надувать щеки в высоких кабинетах, отдыхать от трудов праведных среди своих где-нибудь на Сардинии, летать на крутой тачке, естественно, по встречке. С мигалкой, конечно, куда же без нее.
